К. А. Иванов

Трубадуры, труверы, миннезингеры

СПб., Петербургский учебный магазин, 1901
Печатается по изданию М., Алетейа, 2001

Труверы
Романы Круглого стола

        В очерке, посвященном труверам и их поэзии, мы уже дали общую характеристику поэм бретонского цикла, иначе называемых романам Круглого стола. В настоящем очерке мы обратимся к более подробному их рассмотрению.
        В V веке после Р. X. Европа представляла своеобразное зрелище. В ней происходили почти непрерывные передвижения народов. Эти народы искали себе прочных мест для своей оседлости. Западная Римская империя умирала вполне естественной смертью, благодаря чему открывалась обширная территория для водворения на различных ее местах этих народностей. Именно в это время, около половины V века, была занята варварами и Британия. Римское правительство было слишком слабо, чтобы помешать этому факту, оно даже отозвало свои легионы, защищающие Британию, и коренное население ее получило новых повелителей, среди которых преобладающими элементами были англы и саксы. Но утверждение в этой стране новых народностей не могло все-таки совершиться без борьбы коренного населения с пришлым, тем более что пришельцы не могли сразу же занять всей территории острова. Борьба эта была упорна и выдвинула из среды коренного населения, без сомнения, многих героев. Но всех их превзошел король бриттов, населявших южные местности острова, по имени Артур; жил он в VI веке. Совершенно понятно, что этот национальный герои рано сделался достоянием легенд. Они такой густой сетью покрыли эту личность, что теперь нет никакой возможности проникнуть и нее и отделить действительность от мифа. Над созданием этих легенд, над их развитием много потрудились национальные британские певцы - барды. В эпоху народных войн звон мечей сливался с аккордами арф и воинственные крики - с песнями бардов. Нередко сами барды брались за мечи и считали высокой честью идти впереди своих против неприятельских отрядов. Они вращались, таким образом, в самом водовороте современных событий. Они поддерживали воинственный жар своих соотечественников, смело вступались за всякого невинно страдающего и умели обуздывать гордых и могучих. Такая деятельность необычайно возвышала их над толпой; она и объясняет нам то влияние, которое оказывали барды на своих соотечественников. Это влияние приобретало особенную силу еще и потому, что звание барда было наследственным. Авторитет данного певца увеличивался еще авторитетом его предков. От отца к сыну вместе с золотым кольцом и арфой переходило не только уважение к личности барда, но и уважение к отечественной старине и любовь к добродетели. Пышно цвели новые поколения поэтов под кровом старых, как молодые отпрыски дубов в тени своих могучих, столетних, широколиственных прадедов.
        В песнопениях бардов личность короля Артура занимала точно такое же место, какое занимает личность Карла Великого в chansons de geste. Барды воспевали его подвиги, те тринадцать больших побед, которые будто бы одержал он над пришельцами. Они вплетали в свои песни о нем много чудесного - из области своей древней национальной мифологии. И чем более протекало времени, тем более вырастала и становилась чудеснее личность короля Артура. Да это и понятно. Геройская борьба бриттов не увенчалась успехом. Вот что говорит Св. Гильда, живший в VI веке, в своем "Рассуждении о разрушении Великобритании": "Святотатственная рука варваров, пришедших с востока, распространяет пожары от одного моря до другого. И в самом деле, пламя остановилось только после того, как сожгло города и поля почти по всей поверхности острова и как бы вымело его своим красным языком до западного берега. Все жители деревень, настоятели храмов, жрецы и народ погибли от меча или от огня. Обломки стен, камни, священные алтари, изуродованные и окровавленные трупы были похожи на остатки винограда, которые давит страшный пресс". Оставшиеся в живых были обращены в рабство. Те же из них, которые не хотели покоряться, ушли в западные, гористые части острова. "Остальные же переправились в Галлию через океан, в западную часть Арморики, которую населяли их предки и где жили еще люди той же расы, говорившие на том же языке. Во время своего переезда они пели под своими парусами с громкими стенаниями: „Господи, Ты отдал нас, как овец для пиршества, Ты рассеял нас среди народов!" Дело истребления и разрушения закончилось. Победители поделили между собой земли и жилища побежденных и принудили их обрабатывать те поля, которыми они владели раньше на правах полной собственности. Наступили тяжелые времена.
        Саксы, подчинив себе почти всю нынешнюю Великобританию, не оставили в покое тех бриттов, которые удалились в Уэльс и Корнуэльс. Борьба продолжалась и no-прежнему поддерживала героический дух среди бриттов. Их барды по-прежнему пользовались большим уважением своего народа и организовались в еще более тесный кружок. Предмет их песнопений был тот же: они восхваляли и прославляли правителей героической эпохи. Но эти герои стали постепенно менять свой характер. В эпохи, подобные той, которую переживали теперь бритты, народ особенно дорожит своим славным прошлым и, благоговея перед ним, неустанно украшает его всеми цветами своего поэтического воображения. Чем более протекает времени, тем более теряют герои свой человеческий облик и превращаются в какие-то сверхъестественные существа. Христианство, все более и более проникая в жизнь, налагает на героическую поэзию свой собственный отпечаток, привносит в нее свои элементы. Так из разнородных элементов слагается сага и, наконец, достигает своего полного расцвета. Таким образом опоэтизированный Артур становится центральной фигурой бретонского цикла. Все главнейшие элементы легенды о короле Артуре мы встречаем уже собранными в латинской хронике Ненния, написанной в IX веке.
        Норманны, утвердившись в начале Х века в северной Франции, овладели и Бретанью, а во второй половине XI века покорили Англию. Это сближение норманнов с бриттами и было тем событием, которое содействовало распространению среди французов бретонских легенд, поэзии бардов. Древние кельтские саги стали распеваться жонглерами; в то же время эти саги получили твердую и определенную форму в латинских хрониках того времени. Особенно замечательно в этом отношении XII столетие. Именно в это время один бенедиктинский монах из Уэльса, по имени Готфрид Монмутский, написал свою "Историю бриттов" (Historia Britonum), которой суждено было сыграть видную роль в истории средневековой поэзии. История Готфрида представляла собой, в сущности, вольный перевод ненниевой хроники. Эта "История" была несколько раз переводима на французский язык и вызвала во Франции множество подражаний. В этом и заключалось то ее значение, о котором мы упоминали сейчас. Таким образом, поэзия бардов проникала во Францию двумя путями: один из них пролагался хроникой Монмута, - так, между прочим, возник "Роман о Бруте", написанный норманнским поэтом Васом; другой путь расчищался по-прежнему жонглерами и труверами, которые охотно черпали свои сюжеты из богатой сокровищницы мифов о короле Артуре и его сподвижниках, заседавших за круглым столом этого короля. Круглый стол помимо своих волшебных свойств был удобен еще в том отношении, что устранял всякие споры из-за мест: здесь все были равны.
        Прежде всего мы и познакомимся с содержанием романа о Бруте. Само название романа объясняется следующим образом. После Энея, основавшего свое царство в Италии, на престол вступил его сын Асканий. У него был сын Брут, который имел несчастие застрелить на охоте своего отца. Он бежал в Грецию, собрал вокруг себя рассеянных до того времени троянцев и освободил их от греческого ига. Женившись на дочери побежденного им греческого короля, Брут вопросил богиню Диану, где основать ему королевство. Диана указала ему на остров, расположенный за Галлией. В тридцать дней достигает Брут берегов Африки, проезжает через Геркулесовы столбы и, совершив целый ряд подвигов, приезжает, наконец, в Альбион. Здесь он основывает город Триновант, или Новую Трою (Troja nova, потом - Lud, Londunum, Лондон). От имени Брута остров стал называться Британией, а население его - бриттами. Таким образом, король Артур происходит от воспетого Вергилием Энея.
        Роман о Бруте начинается с рассказа о рождении короля Артура. С пятнадцатилетнего возраста молодой человек начинает уже совершать подвиги: он покоряет множество земель и истребляет великанов. Ему покоряются Ирландия, Дания, Норвегия, Франция и даже Италия. В этих мнимых завоеваниях Артура как будто сказалось воспоминание об Александре Великом. Другая же сторона его деятельности напоминает нам Тезея: он очищает землю на огромном пространстве от великанов и всякого рода чудовищ. Он вооружен магическим копьем, Калибурном, которое подарили ему феи острова Авалона, и щитом, на котором находится превосходное изображение Девы Марии. Его военным криком были слова: "Да поможет Бог и Св. Мария!" Вас изображает перед нами короля Артура в его резиденции, Карлионе уэльском. В большие праздники собираются при его дворе, участвуют в устраиваемых им турнирах лучшие из королей, баронов и рыцарей всей Европы: все они относятся к Артуру как к величайшему из существовавших когда-либо на земле монархов. Затем поэт перечисляет нам его придворных и говорит: "Для них-то он учредил военный орден Круглого стола, о котором бретонцы передают много всяких басен. Все рыцари были равны между собой, несмотря ни на свое положение при дворе, ни на свой титул; всем им прислуживали за столом совершенно одинаковым образом; никто из них не мог похвастаться тем, что занимает за столом лучшее место, чем его сосед; между ними нет ни первого, ни последнего. Не было ни шотландца, ни бретонца, ни француза, ни норманна, ни анжуйца, ни фламандца, ни бургундца, ни лотарингца, ни одного вообще доброго рыцаря, откуда бы он ни происходил - с запада или с востока, который не счел бы своей обязанностью побывать при дворе короля Артура. Сюда приходили из всех стран рыцари, искавшие себе славы. Они являлись сюда и для того, чтобы определить здесь степень своей куртуазности, и для того, чтобы повидать королевство Артура, познакомиться с его баронами и получить богатые дары. Бедные люди любили Артура, богатые - воздавали ему большой почет; иноземные короли завидовали ему и страшились его: они боялись, что он завоюет, пожалуй, весь свет и лишит их самих королевского достоинства".* (* По другому сказанию общество Круглого стола было основано еще до Артура королем Утером). Но и эта блестящая картина имеет свои тени; и у короля Артура есть свои враги и даже среди близких ему людей. Несчастия начинают разражаться над головой героя непосредственно за его блестящими победами. Победив великана и римлян, торжествующий Артур возвращается к себе домой и узнает по дороге, что ему изменил его племянник Мордред, что он овладел и сердцем его жены, и его царством. Когда Артур разбил Мордреда в новом сраженье, королева укрылась в одном монастыре, но племянник еще не хочет уступить своему дяде. Происходит вторая битва (при Камлене); в этом сражении пали почти все предводители обеих сторон и получил смертельные раны сам Артур. Казалось бы, что на этом и должна была окончиться поэма, но дело обстоит иначе. Неожиданно совершается такое событие, благодаря которому Артур становится бессмертным. Когда он упал раненый на землю, его подняли таинственные духи и унесли на остров Авалон, где дружелюбно расположенные к нему феи вылечивают его и откуда он вернется снова в мир людей. Бедные бритты, лишившиеся навсегда своей свободы, верили в возможность этого возвращения и долго ждали его. Это сказание напоминает нам известную сагу о Фридрихе Барбароссе.
        Даже в самых кратких указаниях на короля Артура рядом с его именем упоминается имя волшебника Мерлина. Древнейшая из легенд о Мерлине излагается Васом в том же самом романе о Бруте. Содержание этой легенды, которую излагали и другие авторы, сводится в общих чертах к следующему.
        Мерлин - сын монахини и воздушного духа. Король саксов Вортигерн хочет, по совету своих гадателей и звездочетов, принести его в жертву богам, чтобы закрепить постройку созидаемой им крепости, над которой он трудится долго и напрасно. Мерлин, хотя и мальчик по виду, обнаруживает такие свойства, которыми не обладает ни один из королевских гадателей. "Вы желаете узнать, государь, - говорит он, - отчего разрушаются стены вашей башни? Если вы хотите, я скажу вам это. Знаете ли вы, что под этой башней есть большое подземное озеро? А под водой лежат два дракона: один из них белый, другой - красный. На каждом из них лежит по большому тяжелому камню. Но камни эти нисколько их не беспокоят: так велики и сильны эти чудовища. Но когда на заложенном тобой фундаменте воздвигаются башенные стены, они начинают сильно давить на воду, а вода давит на драконов. Тогда драконы начинают поворачиваться и производят этим сильное волнение на озере: земля колеблется, и стены твоей башни рушатся. Теперь, государь, прикажите рыть землю под башней и казните меня, если слова мои не оправдаются на деле". Все, сказанное Мерлином, подтвердилось фактами. Оправдалось на деле и предсказание Мерлина о скорой смерти Вортигерна. "Не думай, - говорил ему Мерлин, - что построенная тобой башня спасет тебя от смерти". Вортигерн был сожжен в своей же собственной башне, а бритты, которыми он правил насильственно и не по праву, освободились от тирана. После этого Мерлин оказывал всевозможные услуги королям бриттов: Пендрагону, Утеру, и в особенности сыну последнего, знаменитому Артуру. Он помогал Артуру в его первом поединке, содействовал ему в приобретении волшебного меча, ради Артура он превращался и в жонглера, и в отшельника, и в старца, и в карлика, и даже в оленя. Мерлин присутствовал и при дворе короля, в кругу его блестящих рыцарей. Но потом он покинул королевский двор. Дело в том, что он полюбил красавицу Вивиану, жившую при дворе короля Артура, и как только красавица эта удалилась от блестящего общества славного короля, Мерлин последовал за ней.
        Роман Баса сам по себе еще не может быть отнесен к романам Круглого стола, но в нем имеются налицо те главные элементы, которые вошли потом в эти романы. Как и следовало ожидать, труверы, ухватившись за прекрасные сюжеты, которые представляют сказания об Артуре и волшебнике Мерлине, переделали их на свой лад. Сотрапезники Артура превратились у них в рыцарей, знакомых со всеми правилами куртуазии; эти рыцари действовали и говорили, как действовали и говорили французские бароны XII века.
        Большое значение и истории развития поэзии бретонского цикла имели Роберт де Боррон и Кретьен де Труа, деятельность которых относится к XII столетию.
        Роберт де Боррон написал большую поэму, не дошедшую, к сожалению, до нас в своем полном виде. Наиболее, впрочем, интересной для нас является сохранившаяся целиком первая часть поэмы, так как в ней мы встречаемся впервые со сказанием о Св. Граале, которое в бретонских романах сплетается обыкновенно со сказаниями о короле Артуре, волшебнике Мерлине, о феях и всякого рода волшебниках и волшебницах. Содержание этой части поэмы де Боррона следующее.* (* Мы пользуемся пересказом русского ученого-исследователя Дашкевича, помещенным в его книге "Сказание о Св. Граале", Киев, 1877). Она открывается рассказом об искуплении, которое автор рассматривает как освобождение от власти дьявола. Затем роман повествует о предательстве Иуды и о Тайной Вечере.
        "Иисуса увели. В доме Симона, где он в последний раз беседовал со своими учениками, остался сосуд, в котором Христос священнодействовал. Один из евреев унес сосуд и отдал его потом Пилату.
        У правителя Иудеи состоял на службе chevalier по имени Иосиф. Он видел много раз Иисуса и полюбил его. Присутствуя на совещании иудеев, замышлявших погубить Богочеловека, Иосиф не осмелился противоречить им. Но, узнавши о смерти Иисуса, он решился в глубокой скорби спасти от поругания хотя бездыханное Тело Его. Явившись к Пилату, он напомнил ему о своей службе и попросил в награду Тело Распятого. Удивленный правитель тотчас же согласился исполнить его просьбу. Иудеи не дозволяли, однако, снять Тело Иисусово и ушли от креста только после того, как Иосиф явился вторично - уже в сопровождении Никодима, посланного Пилатом.
        Иосиф принял в свои руки Святое Тело и тихо положил его на землю. Омывая Его, он заметил кровь, струившуюся из ран, и ужаснулся, вспомнив, что ею был рассечен камень, находившийся у подножия креста. Иосифу пришел на мысль сосуд Тайной Вечери, который перед тем был отдан ему Пилатом, и благочестивый муж нашел, что каплям божественной крови наиприличнее было поместиться в этом сосуде. Иосиф взял сосуд и собрал в него кровь из язв на ногах, руках и боку. После этого, обвивши Тело Иисуса богатой тканью, положил его в приготовленную для себя гробницу.
        Весть о воскресении Христа смутила иудеев, и они решили предать смерти Иосифа и Никодима, которых считали виновниками потери Иисуса. Предупрежденный Никодим успел скрыться, Иосиф же был схвачен в постели, жестоко избит и потом заключен в принадлежавшую Каиафе темницу, которую так закрыли, что башня казалась снаружи каменным столбом. Никто не знал, что случилась с Иосифом. Что касается Пилата, то он был сильно раздражен и огорчен его исчезновением, потому что не имел около себя ни лучшего друга, ни столь прямодушного и храброго человека.
        Казалось, что все было кончено для Иосифа. Но истинные друзья познаются в несчастии, и Иосиф не был забыт Тем, за кого потерпел. Иисус явился к нему в темнице и принес сосуд, содержащий Божественную кровь. Увидевши свет, Иосиф возрадовался сердцем, исполнился благодати Св. Духа и воскликнул: "Всемогущий Боже! откуда может происходить этот свет, как не от Тебя?"
- Иосиф, Иосиф! - сказал Иисус. - Не смущайся, тебя спасет сила Моего Отца.
- Кто Ты, говорящий со мною? Мой ослепленный взор не может узнать тебя.
        Тогда Иисус рассказал все, сделанное им для человеческого рода.
- Как, Господи? - спросил Иосиф. - Так ты - Иисус Назарянин, сын Марии, Тот, которого Иуда предал за тридцать сребреников, которого распяли иудеи и которого я положил в своей гробнице?
- Я тот самый, - отвечал Иисус.
- О, благий Господи! сжалься надо мной! я заключен сюда ради Тебя и всегда много любил Тебя, хотя не осмеливался сказать Тебе этого, боясь, что Ты не поверишь мне, так как я пребывал в обществе искавших Тебе смерти.
- Мой друг остается добрым и с моими врагами, - отвечал Иисус, - и ты можешь видеть это на себе. Ты был моим другом, и я хорошо знал тебя и оставил тебя среди них потому, что предвидел, что ты поможешь мне там, где не осмелятся помочь мои ученики, и ты это сделал из любви к моему Отцу, Который даровал тебе волю и силу для такого служения и оставил тебя служить Пилату, столь любившему тебя, что я был отдан тебе и остаюсь твоим.
- О, Господи! не говори мне, что Ты - мой!
- Так, Иосиф, - возразил Иисус, - принадлежу всем добрым, и все добрые - мне. И знаешь ли, что ты приобрел тем, что я был тебе дарован? Ты возымеешь непрестанную радость, когда окончишь жизнь на земле. Я не привел сюда ни одного из своих учеников, потому что никто из них не ведает о нашей любви. Знай, что она будет явственна для всех и опасна для неверящих. Ты будешь обладать памятником моей смерти, а после тебя - те, которым ты его вверишь. Вот он.
        И Иисус вручил Иосифу драгоценный сосуд с кровью, собранной Иосифом, который скрыл было этот сосуд в тайном, ему одному известном месте своего дома.
        Иосиф пал на колена, возблагодарил, но указывал на свое недостоинство. Спаситель повелел, однако, взять Грааль и хранить его. Грааль должен был иметь трех хранителей. Потом Иисус возвестил, что никогда таинство не будет совершаться без того, чтобы не вспоминался подвиг Иосифа. Дело Иосифа будет представляться взорам христиан, пока будет стоять вселенная. Иисус сообщил затем какие-то таинственные слова, которых поэт не передает. В конце Спаситель сказал: "Всякий раз, как ты будешь нуждаться, проси совета у трех сил, составляющих одно, и у Девы, носившей Сына, и ты будешь иметь совет в своем сердце, потому что в тебе будет говорить Св. Дух. Я не вывожу тебя теперь отсюда, потому что не наступило еще время, и ты останешься в этой темнице, в которой будет пребывать такой же мрак, какой был в ней, когда ты был в нее ввергнут. Не смущайся; твое освобождение будет принято за великое чудо неверующими, и ты расположишь к любви ко Мне своего освободителя".
        Спаситель скрылся, а Иосиф остался в темнице. Мало-помалу о нем позабыли. Прошло много лет, хотя Иосиф не замечал того, так как годы казались ему часами.
        Римский император, сын которого, Веспасиан, был болен проказой, узнал от одного путешественника о чудесах, какие творил некогда Иисус, умерщвленный иудеями при Пилате. Рассказ пилигрима был выслушан потом императорскими советниками, и в Иудею была отправлена комиссия для исследования обстоятельств смерти Пророка и для открытия чего-нибудь, принадлежавшего ему.
        Посланные императора успели разведать истину о смерти Иисуса. Им удалось также узнать, что у одной старушки хранился его образ. Она сначала запиралась в том, но потом созналась и так объяснила происхождение образа: "Я несла для продажи сделанный мною покров- Случилось, что мне встретились ведшие Пророка. Руки у него были связаны; за ним шли все иудеи. Увидев меня, Пророк подозвал и просил утереть ему лицо ради Великого Бога. Я сделала это и отошла. Его увели, нанося ему побои. Пришедши домой и взглянувши на полотно, я увидела там отпечаток этого образа".
        Вероника (так звали женщину, которой принадлежал образ) отправилась с императорскими посланными в Рим, и Веспасиан был мгновенно исцелен, как только увидел изображение, хранившееся с тех пор в Риме и пребывавшее там и в то время, когда писал поэт.
        Веспасиан задумал отомстить виновникам смерти исцелившего его Пророка* (* Так евангельские повествования, апокрифические рассказы и передаваемые историей события переплетаются г поэтическим вымыслом де Боррона) и прибыл в Иудею во главе огромного войска.
        Обманутые заключением в темницу Пилата иудеи откровенно рассказывали все подробности распятия Иисуса, обвиняя правителя в неверности императору. Каково же было их удивление, когда их схватили. На требование выдать Тело Иисусово иудеи отвечали, что оно было отдано Иосифу Аримафейскому и что если бы им был представлен этот последний, то и они возвратили бы Тело Иисуса. Многие из иудеев были казнены, а от остальных Веспасиан вновь потребовал выдачи Иисуса или же Иосифа.
        Наконец, один из иудеев согласился, под условием сохранения ему жизни, указать место, где заперли Иосифа.
        Когда отвалили камень у входа в темницу, Веспасиан наклонился и воззвал Иосифа; ответа не было. "Sire, - сказали ему бывшие с ним, - вы воображаете чудо, думая, что этот человек может быть еще жив". "Я не поверю, что он мертв, пока не увижу его". Он потребовал веревку, позвал еще несколько раз Иосифа и, не получивши ответа, спустился в темницу. Осмотревшись, он заметил в одном углу свет и направился туда. Иосиф поднялся навстречу к нему и назвал его по имени. Веспасиан удивился и воскликнул: "Благословен Господь, спасший тебя, потому что один Он мог сделать это!" Веспасиан и Иосиф бросились друг к другу и поцеловались. На вопрос Веспасиана о том, кому он должен приписать свое исцеление, Иосиф произнес длинную речь, в которой изложил историю творения мира и человека, падения последнего и искупления, Веспасиан вполне убедился словами Иосифа и уверовал.
        Когда увидели Иосифа оставшиеся вне темницы, они были изумлены, равно как и иудеи.
        Иудея, указавшего место заключения Иосифа, посадили с семейством в лодку и пустили в море на волю Провидения. С остальными же иудеями Веспасиан "делал, что хотел". Он продавал их римлянам и уступал по 30 человек за один динарий. "Так отомстил Веспасиан смерть Иисуса".
        У Иосифа была сестра по имени Enysgeus. Услышавши о том, что он жив, она явилась к нему со своим мужем, Броном. После проповеди Иосифа они уверовали, а также и многие другие иудеи. По ходатайству Иосифа Веспасиан помиловал их, и все они вместе с Иосифом вышли из земли, в которой пострадал Христос. Они прибыли в отдаленную и чужую страну и поселились там, занимаясь работами. Сначала все удавалось им, но потом, вследствие допущенного некоторыми греха, труд не шел впрок. Будучи не в состоянии долее терпеть, они обратились к Брону с просьбой узнать от Иосифа, по чьей вине произошло несчастье. Иосиф приблизился со слезами на глазах к своему сосуду, преклонил колена и молил Господа о наставлении. Тогда глас Св. Духа возвестил Иосифу, что гнев Божий постиг народ не по его проступку. Для отделения злых от добрых надлежало, по Божью повелению, приготовить стол в воспоминание стола в доме Симона, отправить Брона для поимки рыбы, покрыть тем временем стол скатертями и поставить Грааль посредине, против того места, которое должен был занять Иосиф, а потом положить прямо против Грааля первую рыбу, изловленную Броном. Иосиф должен был сесть на место, которое принадлежало на вечери в доме Симона Иисусу, а по правую сторону от Иосифа - Брон. Потом Иосиф должен был пригласить садиться всех веровавших.
        Иосиф устроил все по повелению Господа. Многие уселись, но еще более было таких, которые не нашли места. Бывшие за столом усладились и забыли про стоявших вне. Только Петр обратился к последним и спросил, не чувствовали ли и они благодати, какую ощущали сидевшие за столом? "Нет", - отвечали те. "Следовательно, вы совершили грех, из-за которого произошел неурожай". Виновные устыдились и вышли из дома.
        Так впервые была испытана сила сосуда и произошло отделение грешных от добрых. Последние собирались ежедневно с той поры в третий час дня (по нашему счету - в девять часов утра) к grace* (* Т. е. для восприятия благодати. Мы оставляем в тексте выражение подлинника, удержанное Дашкевичем), которая оставалась с ними продолжительное время.
        Признанные грешниками удалились от общества верных. Из отверженных остался один Моисей, казавшийся народу мудрым и благочестивым, а в сущности, человек лживый, беззаконный и невоздержанный. Он умел красно и убедительно говорить и неотступно убеждал добрых ходатайствовать перед Иосифом о дозволения приступить к столу. После долговременных молений со стороны Моисея они отправились к Иосифу и просили, чтобы и Моисею была дана grace, которую они имели. Иосиф отвечал, что уделить grace не в его власти, что Моисей не таков, каким представляется, но что он, Иосиф, будет просить о нем у Господа.
        Иосиф преклонился перед Граалем коленами и локтями к земле и молил Бога дать указание о Моисее. Голос Св. Духа повелел допустить Моисея к столу, "если он любит grace, как говорит".
        Узнав о том, Моисей сказал: "Я ожидаю только позволения и не боюсь, что я не таков, чтобы быть добрым и занять место".
        Тогда хлопотавшие о Моисее приняли его к себе и с радостью повели туда, где совершалось служение – servise.
        Увидевши Моисея, Иосиф предостерегал его, говоря: "Моисей, Моисей! не приближайся к вещи, которой ты недостоин, потому что никто не может тебя так обмануть, как ты сам, и наблюдай, чтобы ты был таков, каким считают тебя эти люди и каким ты называл себя". "Так, поистине, как я добр, я достоин оставаться в вашем обществе", - отвечал Моисей.
        "Подходи же, - сказал Иосиф, - если ты таков: мы это увидим".
        Иосиф и Брон если у стола, и все другие, каждый на своем месте. Оставшийся позади Моисей возымел страх. Он обошел вокруг стола и не нашел места, за исключением того, между Иосифом и Броном, которое всегда оставалось незанятым в воспоминание места, покинутого Иудой. Едва он там уселся, как под ним разверзлась земля и поглотила его, вновь закрывшись, так что казалось, будто его никогда здесь и не было. Присутствующие ужаснулись. Таково содержание наиболее интересной и важной части Борронова романа. Иосиф покинул основанную им общину. Сначала ею управлял его сын Брон, получивший название "Богатого рыбаря" (Riche pecheur), потом сын его Ален, и т. д.
        Из самого пересказа легенды о Св. Граале легко усмотреть, что она зародилась на Востоке, в Св. Земле. Сказание о Св. Граале не имеет, таким образом, кельтского или бретонского происхождения. Ее зерном является легенда об Иосифе Аримафейском. Легенда эта стала распространяться во Франции с того времени, как тело Иосифа Аримафейского было привезено сюда из Св. Земли в царствование Карла Великого и положено в аббатстве de Moyenmoutier, находившемся в Вогезах. Из Франции эта легенда проникла в Англию. По крайней мере, аббатство de Moyenmoutier недолго обладало драгоценными останками: они были перевезены в Англию монахами Гластонберийского монастыря приблизительно за сто лет до завоевания ее норманнами. Отсюда-то и возникло сказание о путешествии Св. Иосифа Аримафейского в Англию и о проповеди его в ней; это сказание приписывает ему и самое основание Гластонберийской обители. По другому сказанию, сам Иосиф не был в Англии, а послал туда своих родственников. Во всяком случае, Св. Сосуд, или Грааль, был перенесен, по сказанию, в Англию. Это был, как говорит легенда, тот самый сосуд, в котором Пилат умыл свои руки, которым пользовался Господь на Тайной Вечери и в который пролилась Божественная кровь с креста. Авторы романов Круглого стола переплели легенду об Иосифе Аримафейском и Св. Граале с древними бретонскими сагами: так сложился разнородный материал романов Круглого стола.
        Второй из названных нами выше писателей, Кретьен де Труа, является уже настоящим представителем поэзии бретонского цикла. Он написал, по предложению графини Шампанской Марии, несколько романов* (* Рыцарь Льва, Эрек и Энида, Клиже, Вильгельм Английский, Ланселот, или рыцарь Телеги, о короле Марке и белокурой Изольде и Персевале). Мы остановим свое внимание в настоящем очерке только на романе "О рыцаре Льва", так как знакомство с его содержанием может дать ясное представление о романах бретонского цикла светско-рыцарского характера. В основу этого романа легла одна из бретонских сказок.
        В Троицын день король Артур находился со своим двором и рыцарями в городе Кардуэле. Поэт изображает нам рыцарей в обществе дам и девиц: одни из них говорят о любви, другие рассказывают о своих приключениях. Один из рыцарей по имени Калогренан рассказал о приключении, случившимся с ним семь лет тому назад и окончившимся не к чести для него. В брецилианском лесу он встретился с великаном, пасшим диких зверей - львов и леопардов. Он был весь черный и такого роста, который превышал вдвое обыкновенный человеческий рост. Он сидел на вершине горы, У него была только одна нога и один глаз, помещавшийся посреди лба. В его руках была железная палица, которую не могли бы поднять два человека. Вид его был безобразен. Этот великан сказал нашему рыцарю, что неподалеку от их настоящего местопребывания находится чудесный фонтан. "Если ты, - прибавил он, - осмелишься зачерпнуть висящим около фонтана ковшом воду и нальешь ее на камень, начнется такая буря, что ты можешь считать себя храбрейшим рыцарем, если вынесешь ее". Жаждавший подвигов Калогренан пошел по указанию великана и скоро подошел к чудесному фонтану, над которым возвышалась прекрасная сосна. Бассейн фонтана был сделан из чистого золота, а расположенная около него площадка выложена изумрудами и рубинами. Калогренан зачерпнул воды в фонтане и вылил ее на площадку. Немедленно поднялась страшная буря, сопровождаемая дождем, градом, молнией и громовыми ударами. Но вот непогода улеглась, сосна покрылась птицами, распевавшими сладкие песни. Калогренан заслушался их поневоле. В это время появился откуда ни возьмись черный рыцарь, который с яростью накинулся на Калогренана, обвиняя его в том, что вызванная им буря разорила его лес и поколебала его дворец. Черный рыцарь победил Калогренана и оставил его в очень печальном положении.
        Выслушав рассказ Калогренана, один из рыцарей по имени Ивен (Yvain) решился во что бы то ни стало отомстить неизвестному рыцарю за обиду, нанесенную им Калогренану. "Клянусь головой! - воскликнул Ивен. - Я отомщу за ваш позор!" Сенешал артурова двора, человек грубый и невоздержанный на язык, не утерпел и при этом случае. "Кто откладывает, - сказал он Ивену, - хорошее дело до последнего времени, тот теряет случай совершить его: в сосуде, полном вина, больше слов, чем в мере пива. Ну, что же, сеньор Ивен? умрете ли вы сегодня вечером или завтра? Уведомьте нас, прекрасный сеньор, когда вы пойдете на муку; мы хотим последовать за вами в качестве прикрытия". "Вы, сеньор Кей, - воплощенный дьявол, - вмешалась королева. - Ваш язык никогда не знает покоя, да будет он опозорен! В самом деле, язык ваш - враг ваш: он болтает про людей, кто бы они ни были, все, что влезет вам в голову".
        Ивен отвечает на это, что относится совершенно безразлично ко всякого рода недоброжелательным нападкам. Приходит сам король Артур и, узнав о предполагаемом предприятии Ивена, говорит, что сам пойдет посмотреть на волшебный фонтан в сопровождении всех своих рыцарей. Но Ивен боится, чтобы кто-нибудь не вырвал из его рук прекрасного повода отличиться, а потому, не простившись ни с кем, отправился к тому месту, где находился волшебный фонтан. Он, как и Калогренан, вызвал бурю и сразился в поединке с черным рыцарем, но победил его, нанес ему смертельную рану и, увлекшись преследованием побежденного, проникнул в его замок. Когда Ивен въехал во двор замка, ворота быстро захлопнулись и убили его коня. Таким образом, Ивен очутился в положении пленника и был бы непременно убит здесь, если бы его не выручила совершенно неожиданная помощь. Ивена спасла молодая служанка Люнетта, когда-то бывшая в качестве посланницы при дворе короля Артура и отлично принятая там: она дала Ивену волшебное кольцо, которое делало его невидимым, являясь чем-то вроде шапки-невидимки наших сказок.
        Побежденный Ивеном рыцарь умер от тяжких ран. На его похоронах Ивен, не будучи сам видимым, увидал вдову погибшего рыцаря и влюбился в нее. Благожелательная к Ивену Люнетта взялась устроил, брак между ним и прекрасной вдовой. Она повела это дело замечательно искусно.
- Madame, - сказала она раз своей госпоже, - я очень удивляюсь, видя, как вы сокрушаетесь; неужели вы думаете, что ваша скорбь возвратит вам вашего барона?
- Нет, - отвечала вдова, - но я желала бы умереть вместе с ним.
- Зачем?
- Чтобы пойти за ним.
- За ним? Бог защитит вас и даст вам другого сеньора, такого же сильного, каким был прежний.
- Ты преувеличиваешь; Бог не может дать мне такого, который был бы подобен умершему.
- Подобен умершему? Да если вам только угодно получить его, я дам вам его; за это я могу поручиться.
- Уйди прочь, замолчи! Я не найду себе такого же мужа.
- Конечно, не найдете, если не пожелаете найти. Но скажите мне, пожалуйста, кто защитит вашу землю, когда на следующей неделе придет к фонтану и к площадке король Артур? Вы должны были бы подумать о том, как защитить свой фонтан, а вы, между тем, не перестаете плакать! Дорогая моя дама, времени терять нечего. Я, ваша бедная камеристка, не могу равняться силами с рыцарями; вы отлично знаете это.
        Дама отлично сознает, что совет Люнетты хорош, но у нее то же безумие, которым страдают все дамы; все они действуют, как одна: они отговариваются своей слабостью и отказываются сделать то, чего желают.* (* Мы передаем здесь только мнение трувера).
- Уйди, - сказала она, - не говори со мной больше ни слова; если же ты станешь еще раз говорить об этом, я прогоню тебя; твоя болтовня наскучила мне.
- Как угодно, madame, - отвечала служанка, - по всему видно, что вы - женщина, так как вы сердитесь на тех, кто хочет оказать вам услугу.
        Она вышла и оставила свою госпожу в одиночестве. Последняя скоро успокоилась и даже подумала про себя, не сделала ли она глупости, выпроводив свою служанку? Ей бы очень хотелось теперь узнать у Люнетты, как она могла бы доказать ей на деле то самое, о чем говорила на словах. Ей бы очень хотелось узнать это, но сама же она запретила ей говорить об этом. Размышляя таким образом, она стала даже поджидать возвращения своей служанки.
        Люнетта не заставила себя ждать слишком долго.
- Madame, - сказала она, входя в ее комнату, - хорошо ли, что вы убиваете себя своей печалью? Вы забываете о своем почете и о своей замечательной красоте. Неужели вы думаете, что всякая удаль на свете умерла вместе с вашим сеньором? Можно найти сотню не только таких, но и лучше него.
- Да поразит тебя господь, если ты обманываешь меня. Назови же мне хоть одного.
- Вы не поблагодарите меня за это, а может быть, еще и рассердитесь.
- Я ничего не сделаю тебе, уверяю тебя.
- Ну, вот и хорошо! Скажите мне, пожалуйста, когда бьются двое рыцарей и один из них побеждает другого - который из них сильнее? Я отдала бы предпочтение победителю, а вы?
- Мне кажется, что ты строишь мне западню и хочешь поймать меня на слове.
- Напротив, я веду вас прямо к цели: ведь должны же вы признать, что победитель вашего мужа был сильнее его?
- Я еще никогда не слыхала таких безумных речей. Уходи, злая! Уходи прочь, безумная и скучная девушка не показывайся мне больше на глаза!
- Ведь я хорошо знала, madame, что слова мои вам не понравятся; я сказала вам об этом с самого начала. Но вы обещали не сердиться на меня и не сдержали своих слов.
        Сказав это, она вышла. Но она вернулась на следующее утро и возобновила прерванный разговор. Дама сидела, склонив голову; она хорошо сознавала, что поступила дурно, выбранив свою девушку. Теперь она решилась смягчиться и спросить об имени, положении и происхождении рыцаря. Она, как умная женщина, смирилась и сказала своей служанке: "Я хочу попросить у вас прощения за оскорбительные выражения, которые я употребила по отношению к вам, как сумасшедшая. Знаете ли вы сами рыцаря, о котором говорили мне? Что это за человек? из какой он народности? достоин ли меня?"
- Он достоин вас, madame, клянусь вам Господом! У вас будет премилый сеньор и самый чистосердечный, самый красивый из всех потомков Авеля.
- Как зовут его?
- Сеньор Ивен.
- В самом деле? Это имя не мужицкое. Ивен - франк, я хорошо это знаю; он - сын короля Уриена.
- Совершенно верно, madame.
- Но когда же мы можем увидать его?
- Через пять дней.
- Ах, это ужасно долго! Я бы очень желала видеть его здесь в настоящее время. Пусть придет сегодня вечером или завтра, если это возможно.
- Madame, я не думаю, чтобы могла даже птица пролететь в один день такое далекое расстояние. Но я пошлю одного мальчика, который ходит очень быстро: он будет при дворе Артура завтра вечером.
- Этот срок очень долог! Скажите ему, чтобы он прибыл сюда завтра или даже раньше, если это возможно. Если он поторопится, он может пройти в один день вдвое больше обыкновенного; ведь день долог, а он может сделать день из ночи: луна светит ярко. Когда он вернется сюда, я дам ему все, чего он только пожелает. Но что же вы стоите здесь? ступайте, не мешкайте, приведите его ко мне.
        Люнетта сделала вид, что она отправила посланного на поиски за сеньором Ивеном, а через день привела его утром за руку к своей госпоже. Уверяю вас, что он испытывал страх, входя в ее комнату; он дрожал, глядя на даму, которая между тем не сказала ему ни слова, что еще больше увеличивало его страх. Он забился в угол, не смея приблизиться к даме. Первая заговорила служанка: "Хорош рыцарь, который входит в комнату прекрасной дамы, но не отваживается приблизиться к ней и ничего не говорит ей". С этими словами она потащила его за собой, приговаривая: "Подойдите же, рыцарь! Или вы, может быть, боитесь, что моя госпожа вас укусит? Просите у нее прощенья за смерть того, кто был ее сеньором". Сеньор Ивен складывает, наконец, свои руки, опускается на колени и говорит: "Madame! я не буду просить прощенья у вас, но заранее прощаю вас за все обиды, которые вам будет угодно нанести мне". Дама оценила застенчивость своего рыцаря и объявила, что охотно прощает его. Язык у рыцаря развязался, так как, изъясняясь в своей любви, Ивен произнес целый ораторский монолог, занимающий в романе около ста стихов. Знакомство прекрасной дамы с рыцарем Круглого стола закончилось, как и следовало ожидать, их свадьбой, но роман не оканчивается на этом.
        Теперь рыцарь Ивен стал защитником чудесного фонтана и побивал всякого, кто лил из него воду на площадку и тем вызывал в лесу страшную бурю. Артур соскучился по своему храброму рыцарю и отправился с другими своими рыцарями отыскивать пропавшего без вести Ивена. Он пришел к волшебному фонтану и вылил зачерпнутую из него воду на чудесную площадку. Произошел обычный эффект. На место происшествия сейчас же явился Ивен. Никто из товарищей не мог узнать его, так как он весь был покрыт вооружением. Он легко победил одного из рыцарей (Кекса), обезоружил его и только после этого открылся Артуру и своим бывшим сотрапезникам. Конечно, он не преминул рассказать свою историю и пригласил короля Артура погостить несколько дней в его замке. Король дал свое согласие. Ивен забавлял своих гостей различными празднествами, В это-то время бывшие товарищи Ивена стали соблазнять его, уговаривая, чтобы он покинул волшебный фонтан и вернулся с ними к Круглому столу. Когда Артур и его рыцари уезжали из Ивенова замка, его владелец, не желавший отстать от рыцарских подвигов в кругу своих друзей, уехал вместе с ними, обещая своей прекрасной супруге вернуться к ней через год. Прощание между ними было трогательное. Обе стороны обменялись приличествующими случаю речами; прекрасная супруга подарила своему отъезжающему мужу волшебный перстень, обладавший силой открывать темницы.
        Прощаясь со своей женой, Ивен проливал слезы, но, вернувшись к своей прежней жизни, он так втянулся в нее, что позабыл об обещании, данном своей супруге. Последняя была так возмущена поведением своего мужа, что послала ему формальное запрещение являться к ней на глаза и отняла от него волшебное кольцо. Это запрещение привело Ивена в настоящее отчаяние. Он покинул блестящее общество Круглого стола и убежал в пустыню, где бродил, как безумный, питаясь сырым мясом. Но он не потерял своего рассудка; от этого несчастья его спасли три дамы, вылечившие его от безумного отчаяния какой-то таинственной мазью. В его деятельности ясно проступает после этого определенное направление. Ведя бродячую жизнь, полную всяких неожиданностей и приключений, он направляет свою деятельность на защиту всех слабых, всех невинных и обижаемых существ. Убежав от людей, он нашел себе друга в царстве животных. Раз он увидел грозного обитателя пустыни льва в самом ужасном положении: вокруг него крепко обвилась змея и готова была задушить его. Ивен и здесь явился защитником страдальца: он убил змею и таким образом спас жизнь льву. Лев оказался существом в высшей степени благодарным. Он склонил голову перед Ивеном, как вассал перед своим сеньором, опустился перед ним на задние лапы, протянул ему, как руки, передние лапы и оросил лицо рыцаря слезами благодарности. Не довольствуясь этим, лев стал всюду следовать за своим избавителем, как разумное существо: охотился для него, исполнял обязанности оруженосца и сторожил его ночной покой. По этой причине Ивен и получил прозвище рыцаря Льва; прозвище было и необходимо, потому что он в знак своей печали, вызванной разлукой с супругой, никому не показывал своего лица, ходил с опущенным забралом, и таким образом никто не мог узнать его и назвать по имени. Слава об его подвигах распространилась, конечно, во все стороны. И никому рыцарь Льва не отказывал в своей помощи. Между прочими подвигами он освобождает Люнетту, сразившись за нее в судебном поединке, и наконец приезжает к брецилианскому фонтану и льет из него воду на камень. Никакой рыцарь не появился на этот вызов, чтобы сражаться с ним: его супруга не изменила ему. Она до сих пор не могла найти защитника фонтана и, по совету все той же Люнетты, решилась примириться со своим мужем, рыцарем Льва. Роман и оканчивается радостным примирением супругов.
        Этот роман представляет собою не что иное, как развитие бретонской сказки об Овене. Важнейшие различия между романом Кретьена де Труа и его источником сводятся к следующему. В романе "встречаются большие лирические отступления, состоящие в жалобах на свое время, также больше роскоши в фантазии, больше чудесного, менее сказочных преувеличений (Ивен побивает не всех рыцарей Артура, как в сказке Овен, а только одного Кекса), больше искусственности, больше знания человеческого сердца и больше желания останавливаться на его движениях. В последнем отношении особенно замечательны переговоры дамы с Люнеттой после смерти Черного рыцаря".* (* Строки, отмечающие различия между сказкой и романом, заимствованы нами из сочинения проф. Кирничникова "Очерки из истории средневековой литературы", М., 1869. Проф. Кирпичников резюмирует ими замечания Villemarque, сочинением которого "Les romans de la Table Ronde" мы также воспользовались для настоящего очерка).
        Сопоставляя указанный здесь роман о рыцаре Льва с поэмой о Рауле Камбре, мы легко усмотрим различие между поэмами французского цикла и романами Круглого стола, И последних нет той суровости, которая резко проступает в поэмах французского цикла. Ее место заступают галантность и куртуазия. В романах, если угодно, больше альтруизма: герои борются не только для того, чтобы одолеть своего врага, но и для восстановления чьего-либо нарушенного права, для защиты той или другой страдающей личности. В романах значительно более развит элемент психологический: обособившаяся человеческая личность привлекает к себе особенное внимание труверов. Но рядом с этим здесь нет той непосредственности, того пыла, которыми отличались chansons de geste. Мы говорили уже о чудесном, о волшебном элементе как о начале чуждом chansons de geste и отличающем от них романы или поэмы бретонского цикла. Само христианство принимает в последних какой-то новый, мистический отпечаток; припомним роман об Иосифе Аримафейском.
        Из романов Кретьена де Труа, в которых нераздельно слились светский и духовный элементы, особенно выдается его роман о Персевале, к сожалению, не оконченный автором. В его основе, как и в основе романа о рыцаре Льва, лежит одна из бретонских сказок, а именно - сказка о Передуре или волшебном фонтане, но с ней слилась христианская легенда, та самая легенда, с первоначальным видом которой мы познакомились из пересказа поэмы де Боррона об Иосифе Аримафейском. С Персевалем же, или Парцивалем, мы познакомимся из подробного пересказа лучшей поэмы Вольфрама фон Эшенбаха, посвященной этому герою.
        Самым популярным из романов Круглого стола является роман о Тристане и Изольде; с его содержанием мы познакомимся в пересказе поэмы Готфрида Страсбургского, прекрасно развившего этот интересный сюжет.
        Уже одни немецкие имена двух только что упомянутых нами поэтов, заимствовавших сюжеты для своих произведений из Франции, свидетельствуют о том влиянии, какое романы Круглого стола имели на Германию, Но влияние это не ограничивалось только одной Германией, оно проникло и в другие земли Западной Европы, Так поэзия, великая и благотворная сила человеческого духа, сближала между собой различные народности.

Труверы и их поэзия
Песнь о Роланде
Рютбеф
Романы Круглого стола

Вернуться к оглавлению книги