Часть 3
Болезнь, смерть и похороны Моцарта. Была ли тайна?

      Поскольку миф Моцарт-Сальери в своей наиболее злокачественной форме обвиняет Сальери в отравлении Моцарта, мы рассмотрим вкратце (подробное рассмотрение могло бы составить книгу) болезнь, смерть и похороны Моцарта.
      18 ноября 1791 года Моцарт дирижировал своей Маленькой Масонской Кантатой (К. 623), а через 2 дня слёг в постель, встать с которой ему уже не было суждено. Последняя болезнь Моцарта началась воспалением рук и ног, суставов, быстро развившимся до такой степени, что больной не мог двигаться. Страдания его были ужасны. Моцарта лечили два лучших венских врача, действовавших, разумеется, в соответствии с представлениями медицины XVIII века. Соответственно, Моцарту давали препараты, вызывавшие рвоту, ставили холодные компрессы и производили обильные кровопускания. Медицинскому анализу болезни и причин смерти Моцарта посвящено огромное количество работ, все они по понятным причинам вынуждены опираться на более или менее косвенные данные. Многие из этих работ страдали анахронизмом, неумением вообразить себе врача конца XVIII века, его знания, его профессиональные навыки и представления. Вероятно, самым полным научным исследованием является книга Бэра "Болезнь, смерть и погребение Моцарта": C.BКr, Mozart: Krankheit, Tod, BegrКbnis, 2nd Ed., Salzburg. Рассматривая сохранившиеся свидетельства, медицинскую историю пациента и врачебное заключение о причинах смерти Моцарта ("Воспаление с просовидной сыпью" (см. Дойч, сc. 416-417)), Бэр приходит к заключению, что Моцарт умер от ревматической лихорадки, возможно осложнённой острой сердечной недостаточностью (о последнем грозном осложнении медицина XVIII века и не подозревала, даже до изобретения стетоскопа оставалось почти 30 лет). Этот вывод поддерживается тем хорошо известным обстоятельством, что Моцарт страдал ревматической болезнью с детства и подвергался её атакам уже в зрелом возрасте. Назначенное Моцарту лечение по современным представлениям выглядит просто убийственным (по оценке Бэра Моцарт потерял в результате кровопусканий не менее двух литров крови). Упомянутое выше официальное заключение о причине смерти Моцарта всегда казалось несколько загадочным ввиду своей неспецифичности. Однако, как указывает в упоминавшейся выше монографии Стэффорд (с.76 ), из 656 мужчин, чьи смерти были зарегистрированы в Вене в ноябре-декабре 1791 года, причина смерти указана только в случае Моцарта. Очевидно, этой стороне дела в то время большого значения не придавали. Некоторые медицинские эксперты считают, что Моцарт умер от острой почечной недостаточности. В качестве причины смерти Моцарта назывался также инфекционный эндокардит. Рассматривалась даже версия, связанная с врождённым дефектом левой ушной раковины композитора. Иногда с таким генетическим дефектом ассоциируются и генетические дефекты клапанов сердца, а также мочеиспускательного тракта. Некоторые авторы недавно предлагали в качестве возможного диагноза, объясняющего все симптомы, синдром Шенлейна-Геноха. В целом можно придти к весьма очевидному выводу: даже и сегодня далеко не всегда удаётся однозначно установить причину смерти пациента, если же речь идёт о смерти, случившейся 200 лет назад, то шансы на постановку точного диагноза весьма зыбки. И, конечно, всё дело в том, что речь идёт именно о смерти Моцарта, волновавшей романтическое воображение нескольких поколений. В любом другом случае смерть человека от острого инфекционного заболевания вряд ли кого-либо удивила бы. Характерно, что в упоминавшихся мемуарах Да Понте рассказывает о смерти в 1779 году своей возлюбленной, женщины 22 лет, от "воспалительной лихорадки" (несколько неопределённый диагноз, упоминавшийся также и в связи с Моцартом). Да Понте оплакивает свою потерю, но никакого изумления сам факт такой внезапной и ранней смерти у него не вызывает. Даже и в наши дни при всей мощи антибиотиков подобное случается. В XVIII же веке это было явлением более чем обычным. Можно ещё заметить, что через почти 100 лет после смерти Моцарта при очень похожих обстоятельствах умер в возрасте 37 лет другой замечательный композитор - Жорж Бизе. И в его случае, насколько я понимаю, нет полной ясности относительно финального диагноза. К счастью, романтическое воображение вокруг его смерти не разыгралось.
      Итак, великий, загадочный Моцарт умирает внезапно, болезнь его мучительна, тело его опухло и покрылось сыпью. Надо ли говорить, что в такой ситуации, особенно при отсутствии легального, да и любого другого патологоанатомического исследования тела слухи об отравлении возникли с неизбежностью появления микробов в оставленном на столе бульоне? Общественное мнение в те времена было совершенной питательной средой для подобных теорий. Например, Келли упоминает в своих мемуарах легенду о том, что Перголези был отравлен завистливым коллегой. Да Понте пишет о том, как соперник покушался отравить его и т.д. Яды, отравления волновали, возбуждали воображение. За ними стояла Тайна, загадка, прикосновение к царству Зла. Об отравлениях шептали, разговаривали, писали в газетах и журналах. Можно вспомнить многочисленные истории о доме Медичи, страницы романов XIX века, посвященные ядам и отравлениям и т.д. Видимо, в силу того же самого психологического механизма фильмы ужасов, сочинения о ведьмах, летающих тарелках, пришельцах и пр. собирают внушительную аудиторию сегодня.
      Первые публикации о возможном отравлении появились уже в конце декабря 1791 года, т.е. через две-три недели поле смерти композитора. Пражский корреспондент берлинской газеты Musikalisches Wochenblatt сообщал (цит. по монографии Mozart in Vienna, с.407):
      "Моцарт мёртв. Он возвратился из Праги, чувствуя себя больным, и его состояние неуклонно ухудшалось. Полагали, что у него была водянка. Он умер в Вене в конце прошлой недели. Поскольку его тело опухло после смерти, некоторые даже полагали, что он был отравлен".
      Очевидно, сообщение это основано на слухах, а не фактах. Даже и день смерти Моцарта указан довольно приблизительно. Вторым источником теории отравления была биография Моцарта, опубликованная в 1798 году чешским педагогом и писателем, другом семьи Моцарта Нимечеком (Niemetschek, Franz Xaver, 1766-1832). Кстати, в доме Нимечека в течение нескольких лет воспитывался старший сын Моцарта Карл. Опираясь на свидетельство жены Моцарта Констанцы, биограф пишет (ср. Mozart in Vienna, с.408): "По возвращении своём из Праги он (Моцарт. - Б.К.) тотчас же принялся за Реквием и работал с величайшим прилежанием и живым интересом. Однако болезнь его на глазах усиливалась, и это повергало Моцарта в мрачное и меланхолическое настроение. Его жена была в величайшей степени обеспокоена его состоянием. Однажды она поехала с ним в Пратер, чтобы он отвлёкся и приободрился. Когда они сидели одни, Моцарт начал говорить о смерти и утверждал, что сочиняет Реквием для самого себя. Глаза этого эмоционального человека наполнились слезами. "Я это чувствую слишком сильно. Недолго осталось мне жить. Я уверен, кто-то отравил меня. Не могу избавиться от этой мысли". Слова эти легли камнем на сердце жены. Она едва была в силах успокоить его и убедить в неосновательности мрачных подозрений".
      Эта несколько мелодраматическая сцена воспроизводилась затем в бесчисленных работах о Моцарте, став неотъемлемой частью как мифа об отравлении, так и мифа о Реквиеме. Нет сомнений в том, что Нимечек был информирован об этом эпизоде Констанцей. Имел ли этот эпизод место в действительности, установить невозможно. Известно, однако, что Констанца была не особенно надёжным источником сведений о Моцарте. В данном же случае она была весьма непосредственно заинтересована в создании романтического флёра вокруг Реквиема, поскольку возраставшая популярность этого произведения приносила возрастающие гонорары. Почти детективной истории Реквиема посвящён ряд статей и монографий. Но даже если и принять всю эту сцену в Пратере как реальность, доказательством отравления она, конечно, служить не может. Чувствительный человек, особенно измученный огромным творческим напряжением, естественно приходит к мысли о собственной смерти. Мысль эта волновала поэтов от Моисея до Пастернака. К ней мог придти и Моцарт. Что же касается отравления, то о распространённости этой идеи, как таковой, в XVIII веке уже упоминалось. Следует заметить, что и Нимечек и Констанца, видимо, не принимали теории отравления всерьёз. Во всяком случае, в обширной биографии Моцарта, написанной вторым мужем Констанцы Ниссеном (Nissen, Georg Nikolaus von, 1761-1826) и опубликованной в 1828 году, уже после его смерти, Констанцей, воспроизводится длинное рассуждение о ядах и возражения против гипотезы отравления Моцарта из более ранней биографии 1803 года, составленной Арнольдом. Среди близких Моцарта в отравление верил его старший сын Карл (Mozart, Karl Thomas, 1784-1858). Однако ему было всего 7 лет, когда умирал его отец.
      В духе той же повышенной чувствительности художника можно воспринимать и сентенцию о Реквиеме, сочиняемом "для самого себя". В этом, кстати, ничего необычного по тем временам не заключалось. Например, Сальери сочинил Реквием для самого себя, а Керубини сочинил даже два великолепных Реквиема (второй, в ре-миноре, для самого себя).
      До сих пор миф об отравлении Моцарта был лишен второго главного действующего лица. Когда есть отравление, должен быть и отравитель. Для живучести мифа необходимо, чтобы отравитель был, с одной стороны, лицом значительным, а с другой - достаточно беззащитным. Лучше всего подходит сильный соперник отравленного, персонаж с блестящим прошлым, однако, угасшим и потускневшим ко времени завершения мифа. И если лицо, избранное на зловещую роль, страдает душевным расстройством, тем лучше. Видимо, именно поэтому понадобилось около 30 лет со дня смерти Моцарта для того, чтобы в мифе об отравлении австрийского гения появился Сальери. Уже не блестящий композитор, любимец публики в Вене и по всей Европе, способный призвать к ответу клеветников, а угасающий бессильный полупарализованный старик с очевидными старческими расстройствами психики. И, что важно, слава этого старика тоже поблекла и иссякла, как и сам он. Другой стороной дела было итальянское происхождение Сальери. Напряжение между итальянской и немецкой музыкальными культурами, между итальянскими и немецкими музыкантами было фактом жизни. Это напряжение объяснялось предпочтениями знати и, несомненно, подогревалось тем обстоятельством, что услуги итальянских музыкантов оплачивались значительно лучше. В письмах Моцарта и его отца встречаются упоминания интриг "итальянцев". Насколько в реальной жизни итальянские композиторы выступали как единое целое - это уже совсем иной вопрос. Например, итальянских поэтов разделяла глубокая вражда, как об этом живо свидетельствует Да Понте. Таким образом, Сальери идеально вписывался в миф, в его подсознательные пучины.
      Первое записанное упоминание Сальери как возможного отравителя Моцарта относится к 1823 году. В октябре 1823 года ученик Сальери, известный пианист и композитор Мошелес, получив специальное разрешение властей, навестил Учителя в госпитале. В биографии Мошелеса, составленной на основании писем и дневников его вдовой через 50 лет после события, сказано (см., например, Mozart in Vienna, стр. 409):
      "Это была печальная встреча. Он выглядел призраком и говорил незаконченными фразами о своей быстро приближающейся смерти. В конце он сказал: "Хотя я смертельно болен, я хочу заверить Вас честным словом, что нет совершенно никаких оснований для этих абсурдных слухов. Вы знаете, о чём я: Моцарт, что я якобы отравил его. Но нет. Это - злобная клевета, одна только злобная клевета. Скажите миру, дорогой Мошелес, что старый Сальери на краю смерти сам Вам это сказал".
      Очевидно, что слухи уже распространялись по Вене. Они были известны Сальери и причиняли ему боль.
      Другим подтверждением распространённости этих слухов могут служить разговорные тетради Бетховена за 1823-24 годы. Браунберенс в цитированной выше книге о Сальери (сс.228-230) довольно убедительно аргументирует в пользу того, что Бетховен этим слухам не верил.
      Уже в 1824 году появились первые публичные опровержения обвинений в адрес Сальери. В защиту композитора выступили два его друга, два выдающихся современника - Джузеппе Карпани (Carpani, Giuseppe, 1752-1825) и Сигизмунд фон Нейком (Neukomm, Sigismund von, 1778-1858). Карпани был известным поэтом и музыкальным писателем. Достаточно сказать, что одно из его стихотворений было положено на музыку почти шестьюдесятью композиторами, в том числе Бетховеном и Сальери. Из его музыкально-критических произведений выделялись книги о Гайдне и Россини. В первом случае итальянский писатель стал жертвой беззастенчивого плагиата со стороны Стендаля, событие достаточно уникальное в истории искусства, если принять во внимание литературный вес плагиатора. Нейком был выдающимся композитором, пианистом и музыкальным писателем. Ученик Михаила и Иосифа Гайдна (Haydn, Joseph, 1732-1809, Haydn, Michael, 1737-1806), он в свою очередь был учителем ряда музыкантов, в частности преподавал фортепиано младшему сыну Моцарта Францу Ксаверу. Нейком был горячим поклонником и пропагандистом музыки Гайдна и Моцарта, ему принадлежат также многочисленные обработки произведений этих мастеров. В 1815 году Реквием Нейкома был исполнен перед участниками Венского Конгресса, его автор был награждён Орденом Почётного Легиона. Композитор много странствовал, судьба приводила его и в Россию, и в Бразилию, и в Англию, и в Италию. И Карпани, и Нейком заслуживают отдельного повествования...
      Возмущённый зловещими слухами Карпани опубликовал в одном из итальянских изданий обширную работу, опровергающую клевету. Автор отмечал высокие моральные качества Сальери и указывал на взаимное уважение, которое испытывали друг к другу Моцарт и Сальери. Но что более существенно, Карпани получил свидетельство доктора Гюльденера фон Лобеса (Guldener von Lobes, Vinzenz Eduard, 1763-1827), старшего медицинского инспектора Нижней Австрии. Вот что писал доктор фон Лобес, утверждавший, что он был в постоянном контакте с двумя докторами, лечившими умиравшего Моцарта (оба эти доктора уже умерли к 1824-му г.):
      "Он (Моцарт. - Б.К.) заболел ревматической и воспалительной лихорадкой поздней осенью. Эти заболевания были в то время широко распространены и поразили многих. Я узнал о случившемся только через несколько дней, когда его состояние уже значительно ухудшилось. По ряду причин я не посещал его, но постоянно справлялся о его состоянии у доктора Клоссета, с которым я был в контакте почти ежедневно. Последний рассматривал заболевание Моцарта, как серьёзное, и с самого начала опасался фатального исхода, в особенности осложнений на мозг (deposit on the brain). Однажды он встретил доктора Саллаба и сказал ему вполне определённо: "Моцарта не спасти. Уже невозможно сдержать осложнение". Саллаба тотчас же передал это мнение мне. И действительно, Моцарт скончался через несколько дней с обычными симптомами осложнений на мозг.
      Его смерть привлекла всеобщее внимание, но и малейшее подозрение в отравлении никому в голову не пришло. Так много людей видело его во время болезни, столь многие справлялись о нём, семья его ухаживала за ним с такой заботой, его доктор, всеми высоко почитаемый, талантливый и опытный Клоссет, лечил его со всей тщательностью скрупулёзного врача. В этой ситуации даже малейший след отравления не избег бы их внимания. Болезнь приняла свой обычный оборот, и имела свою обычную продолжительность... Подобное заболевание атаковало в это время большое количество жителей Вены и для многих из них имело столь же фатальный исход и при тех же симптомах, что и в случае Моцарта. Официальное обследование тела не выявило абсолютно ничего необычного" (W.Stafford, The Mozart Myths, A Critical Reassessment, сс.44,58-59, полный текст можно найти в книге Дойча, сс.522-523).
      Лобес послал копию своего свидетельства в английском переводе в Париж Нейкому, который опубликовал его, как часть своей защиты Сальери. Нейком чрезвычайно высоко оценивает человеческие и профессиональные качества Сальери. Существенно, что в парижской версии своего свидетельства Лобес заявляет, что лично видел тело Моцарта.
      По-видимому, из слов доктора Лобеса можно заключить, что осенью 1791 года в Вене была эпидемия воспалительных инфекционных заболеваний, возможно что-то вроде того, что мы сегодня называем в быту несколько неопределённым словом "грипп". Здесь уместно сказать несколько слов о врачах, лечивших Моцарта. Личный врач Моцарта Клоссетт (Closset, Tomas Franz), как и приглашённый для консультации доктор Саллаба (Sallaba, Mathias von), считались одними из лучших практикующих врачей Вены. Для нас существенно, что доктор Саллаба был видным специалистом в токсикологии и одним из основателей австрийской судебной медицины. За полгода до смерти Моцарта он подал петицию об учреждении кафедры судебной медицины. Он соглашался возглавить такую кафедру даже и без жалованья. Доктор Клоссет, со своей стороны, был автором специального исследования по передозировкам препаратов ртути. Две главные группы ядов, рассматривавшиеся в связи с гипотетическим отравлением Моцарта, - ртутные препараты и яды мышьяковой группы (например, знаменитая acqua toffana, смесь мышьяка, сурьмы и свинца) давали ясно выраженные и хорошо знакомые лечащим врачам Моцарта симптомы. То, что два таких специалиста даже и не рассматривали возможность отравления, говорит о многом.
      К этому можно добавить, что в публикации Карпани приведено письменное свидетельство санитаров, ухаживавших за Сальери. Подписавшиеся утверждают, что они неотлучно находились при больном, так что когда отсутствовал один из них, другой был при исполнении своих обязанностей, что в силу состояния больного визиты к нему, включая членов его собственной семьи, не были разрешены и что никогда он не делал признания в том, что умертвил Моцарта. Эта декларация покрывает период с зимы 1823 года до 25 июня 1824 года, когда она была подписана. Уже после смерти Сальери появилась вторичная декларация аналогичного содержания, датированная 5 июня 1825 года и заверенная лечащим врачом. Текст этой второй декларации можно найти в цитированной монографии Тейера о Сальери (с.159). Следует отметить, что в более поздней версии период неотлучного наблюдения санитаров за Сальери указан с весны 1824 года.
      Для меня указанные выше соображения практически полностью исключают возможность отравления Моцарта. Однако профессиональные медицинские свидетельства, отрицания самого Сальери, легально выполненные декларации санитаров - всё это, к сожалению, шествия мифа не остановило. Большое значение в его распространении сыграли две публикации в лейпцигской музыкальной газете Allgemeine Musikalische Zeitung. В 1825 году её венский корреспондент в номере от 26 мая 1825 года сообщал:
      "Наш достопочтенный Сальери по популярному выражению никак не умрёт. Его тело страдает всеми немощами старости, и разум покинул его. В своих болезненных фантазиях он утверждает, что частично ответственен за смерть Моцарта - безумие, в которое, разумеется, никто, кроме несчастного, потерявшего разум старика, не верит".
      Похожее утверждение можно встретить и в уже цитировавшемся некрологе Рохлица, опубликованном в той же газете 27 июня 1825 года:
      "...его мысли становились всё более путаными; он всё более погружался в свои мрачные сны наяву, до такой степени, что однажды в забытье, оставшись один, ранил самого себя почти до смерти. В другие моменты он обвинял себя в таких преступлениях, которые не пришли бы в голову и его врагам.
      В конце концов все его друзья и мир могли только желать ему мирной кончины. Седьмого мая этого года желания эти исполнились" (цит. по книге Тейера, с.174).
      Более чем правдоподобно, что первое сообщение основано на слухах и что описание Рохлица также основано на слухах и на предыдущем сообщении в его же газете.
      Есть серьёзные основания полагать, что одна или обе эти публикации были известны Пушкину и послужили основой, на которой он воздвиг свою версию мифа. Очевидным недостатком мифа о том, что Сальери отравил Моцарта, было явное отсутствие мотивов у Сальери. Собственно говоря, с какой стати, с какой целью Сальери совершил бы такое страшное злодеяние? Никаких видимых оснований при жизни Моцарта для зависти со стороны Сальери не было. Композиторы не были соперниками в области инструментальной музыки (Сальери почти не сочинял таковой), что же касается оперы, то Моцарт отнюдь не рассматривался современниками как оперный композитор номер один. И Сальери, и несколько других современных Моцарту мастеров, например Мартин-и-Солер (Martin y Soler, Vicente, 1754-1806), Паизиелло (Paisiello, Giovanni, 1740-1816) имели в этом отношении куда более высокую репутацию. Вот характерный пассаж из мемуаров Да Понте (стр. 150):
      "...не сказав ни слова ни одной живой душе, я пошёл к Императору, чтобы предложить ему Фигаро. "Что? - сказал он, - да знаете ли Вы, что, хотя Моцарт чудо в инструментальной музыке, он написал всего лишь одну оперу и притом совершенно непримечательную?.." "Да, Сир, - спокойно ответил я, - но, если бы не милость Вашего Величества, я бы и одной драмы не написал в Вене!"
      Что касается собственно карьеры, то с точки зрения жалований, занимаемых позиций и т.д., любое сравнение было бы подавляющим образом в пользу Сальери. Пожалуй, именно у Моцарта были реальные основания завидовать Сальери и желать его устранения. Сомнительная честь изобретения мотивов Сальери принадлежит А.С.Пушкину. В свою очередь, несомненно, именно пушкинскую идею подхватили уже в наше время Шеффер и Форман. Мы вернемся к трактовке мифа этими авторами позже, а сейчас скажем несколько слов о похоронах Моцарта, тем более что таковые занимают существенное место в центральном моцартовском мифе, а также в одном из самых странных и зловещих вариантов мифа отравления.
      Итак, Моцарт скончался в ночь на 5 декабря 1791 года. По свидетельствам современников Констанца была в отчаянии, она бросилась на кровать рядом с ещё тёплым телом мужа с намерением заразиться его болезнью и умереть (кстати, ещё один довод в пользу того, что мысль об отравлении ей и в голову тогда не приходила). Друзья семьи увели вдову из опустевшего дома... Предстояли похороны. Хлопоты взял на себя друг и меценат Моцарта, его собрат по масонской ложе барон ван Свитен (Swieten, Gottfried, Baron van, 1733 (?) - 1803). Барон играл важную роль в администрации императора Иосифа, в сегодняшних терминах он был министром культуры империи. При новом императоре ван Свитен быстро терял своё влияние. Как раз в день смерти Моцарта он был отрешён от всех своих должностей. Ван Свитен и заказал похороны по третьему разряду. Потрясённая смертью мужа вдова заболела и на похоронах не присутствовала. Соответственно, Моцарт был погребён в общей, неотмеченной могиле, которая была впоследствии утеряна. В дальнейшей истории богач-барон обвинялся в невероятной скупости, приведшей к тому, что могила Моцарта так и осталась неизвестной до сего дня. В бесчисленных биографиях к этому ещё добавлялась и метель в день похорон, помешавшая немногим собравшимся проводить Моцарта в его последний путь на кладбище Святого Марка. Так обошлась Вена и Австрия со своим гениальным музыкантом.
      Вся эта история, однако, основана на сплошном анахронизме, полном игнорировании обычаев того времени. За более сбалансированной картиной можно обратиться к монографии Браунберенса Mozart in Vienna и к интересной статье Слонимского (Nikolas Slonimsky, The Weather at Mozart Funeral, Musical Quarterly, 46, 1960, pp.12-22). Браунберенс специально приводит тексты погребальных правил, установленных императором Иосифом как часть его общих реформ. Прежде всего из гигиенических соображений кладбища выводились из городской черты. Далее, сама процедура похорон предельно упрощалась. Здесь проявлялся просвещённый утилитаризм Иосифа, центральная линия его реформ, предпочитавшая искреннее скромное благочестие пышному показному. Кроме того, Иосиф в своей своеобразной манере заботился о подданных. Похороны не должны были разорять семью покойного. Практически все погребения совершались в общие могилы на пять-шесть покойных. Отдельные могилы были редкими исключениями, роскошью для очень богатых и знати. В начальной версии Иосифовых правил тело должно было быть опущено в могилу в полотняном мешке и присыпано известью для быстрейшего разложения. Впоследствии император, уступая протестам, разрешил захоронения в гробах. Никакие памятные знаки, надгробия и т.д. на могилах не позволялись (с целью экономии места), все эти знаки внимания можно было устанавливать вдоль ограды кладбища и на самой ограде. Каждые 7-8 лет могилы перекапывались и использовались снова. Таким образом, в похоронах Моцарта ничего необычного для того времени не было. Это определённо не были "похороны нищего". Именно такая процедура применялась к 85% умерших из достаточных классов общества. Впечатляющие (хотя и по второму разряду) похороны Бетховена в 1827 году проходили уже в другой эпохе и, кроме того, отражали резко возросший социальный статус музыкантов, за что всю жизнь боролся сам Моцарт. Вполне характерно, что близкие Моцарта никогда претензий к ван Свитену не предъявляли и, по-видимому, были процедурой похорон вполне удовлетворены. На протяжении ряда поколений тяжёлые упрёки предъявлялись Констанце в связи с её отсутствием на похоронах. Однако и это было тогда в порядке вещей. Характерно, что в упоминавшейся биографии, составленной вторым мужем Констанцы Ниссеном и авторизованной вдовой Моцарта (и самого Ниссена), нет попыток оправдывать Констанцу в этом отношении.
      Отметим также имеющиеся разногласия в дате похоронной церемонии. Официальная запись говорит о 6 декабря, но некоторые авторы, включая Браунберенса, считают, что чиновник допустил ошибку и церемония имела в действительности место на следующий день, т.е. 7 декабря. Основанием для такого заключения выдвигается ещё одно постановление Иосифа, согласно которому похороны могли состояться не ранее 48 часов с момента смерти. Дополнительным аргументом является и плохая погода в день похорон, описанная в ряде биографий. Такая погода была именно 7-го, но не 6 декабря. Мне эти аргументы не представляются убедительными. Иосифово правило допускало исключения и не применялось в случаях сложных эпидемиологических ситуаций, а также плохого состояния тела покойного. Оба этих обстоятельства имели место в случае Моцарта. Не будем также забывать, что композитор умер вскоре после полуночи, в ночь на 5 декабря. Таким образом, к 6 декабря тело находилось на квартире покойного уже значительное время. Что касается плохой погоды, то Слонимский даёт весьма убедительный анализ источников этой информации. Она восходит к анонимной статье 1856 года в венской газете Wiener Morgen-Post (статья эта воспроизведена в книге Дойча, сс. 563-566). Таким образом, речь идет о воспоминаниях события через 65 лет после него! Кем бы ни был неизвестный информант (а статья создаёт впечатление, что он был участником похорон), в 1856 году он должен был быть в крайне преклонном возрасте (конечно, нельзя исключить, что воспоминания были записаны до 1856 года; в любом случае аутентичность всего документа весьма сомнительна). Проблема даты, однако, решающего значения не имеет. Будь то 6 или 7 декабря, около трех часов пополудни тело Моцарта было привезено к Собору Святого Стефана. Здесь в маленькой часовне состоялась скромная религиозная церемония. Кто из друзей и близких присутствовал при этом, сколько людей собрала церемония вообще, остаётся неизвестным. Упоминаемое во многих биографиях присутствие Сальери также не подтверждено надёжными источниками. Как мы уже говорили, пышные похороны были не в духе эпохи Иосифа. С другой стороны, памяти Моцарта была посвящена церемония в его ложе, мемориальная же церемония в Праге собрала более четырёх тысяч участников.
      Катафалк мог отправиться на кладбище только после шести вечера (после девяти летом), т.е. уже в темноте. Само кладбище Святого Марка находилось примерно в трёх милях от Собора, и вела к нему просёлочная дорога. Не приходится удивляться тому, что немногие провожавшие гроб не последовали за ним за городские ворота. Это было не принято, трудно выполнимо, да и бессмысленно. Никаких церемоний на кладбище не предусматривалось, там уже не было и священников, только могильщики. Гроб помещался на ночь в специальное помещение, и утром его забирали могильщики. Сегодня нам трудно и тяжело всё это представить, поэтому позднейшие мрачные реконструкции так понятны. И всё же все эти люди жили и действовали именно в своём времени, и время это было совсем иное, чем наше. Был ли действительно забыт своими современниками Моцарт, была ли забыта его вдова? Утверждать это было бы несправедливостью. И совершенно несправедливо упрекать в скупости ван Свитена, немедленно пришедшего на помощь вдове. В течение ряда лет он щедро оплачивал обучение детей Моцарта (ср. Дойч, с.425, Браунберенс, "Моцарт в Вене", с.425). Он же организовал первое исполнение Реквиема в пользу вдовы и сирот 2 января 1793 года, принёсшее Констанце весьма значительную сумму - более трёхсот золотых дукатов (1350 флоринов). Уже 28 декабря 1791 года в Национальном театре в Праге был организован концерт в пользу вдовы Моцарта. Аналогичный концерт в Вене принёс вдове 1500 флоринов, из них 675 - от двора. Император назначил ей пенсию, на которую Констанца не имела формального права. И т.д. Отметим интересный исторический факт. 31 марта 1795 года, в антракте представления оперы Моцарта "La clemenza di Tito" в Придворном театре в пользу вдовы и детей композитора, Бетховен исполнил моцартовский концерт ре-минор (Thayer, Life of Beethoven, с.478). Если мне не изменяет память, это было единственное публичное выступление Бетховена с исполнением чужих произведений.
      Здесь, может быть, уместно сказать несколько слов о деньгах во времена Моцарта. Для установления масштабов заметим, что годовое жалованье отца Моцарта в Зальцбурге было 350 флоринов, Моцарт покинул своего архиепископа, имея жалованье в 450 флоринов. Денежная система раздробленной Германии конца XVIII века была запутанной. И, разумеется, соотнесение с валютами сегодняшнего дня может быть только крайне приблизительным и грубым. Браунберенс, суммируя оценки многих авторов, приходит к выводу, что 1 флорин (гульден) эпохи Иосифа примерно эквивалентен 20 долларам (в ценах 1988 года). Один дукат приблизительно равнялся 4,5 флорина.
      Анахронистическое восприятие похорон Моцарта последующими поколениями привело среди прочего к возникновению масонской линии в мифе об отравлении Моцарта. Первая известная публикация на этот счёт относится к 1861 году (G.F.Daumer, Aus der Mansarde, Mainz, 1861). Поэт и эссеист Даумер развивал идею многовекового мирового антихристианского масонского заговора, целью которого были власть и господство. По Даумеру, Моцарт, рядовой масон, разумеется, и не подозревал об истинных намерениях секретного ордена. Опера "Die ZauberflЯte" ("Волшебная флейта") была задумана как восхваление масонства. Но христианские убеждения композитора дали себя знать: масоны изображены в опере карикатурно. Вдобавок Моцарт собирался создать собственное тайное общество (упоминание об этом имеется в одном письме Констанцы в 1799 году; скорее всего, вся затея была очередным розыгрышем со стороны Моцарта). На своё несчастье Моцарт доверился другу, кларнетисту Стадлеру (Stadler, Anton, 1753-1812), который его и предал. Руководители ордена решили убить Моцарта. Скорее всего, тот же Стадлер исполнил приговор, отравив композитора. Отчуждение масонов от Моцарта подтверждается тем фактом, что они не оплатили достойных похорон своего собрата.
      Идеи Даумера пали на благодатную почву. В 1910 году они были подхвачены Алвардтом (Ahlwardt, Hermann), который добавил к этому вареву благодатную идею о евреях как реальной пружине заговора. Антисемитское начало расцвело в умелых руках невропсихиатра Матильды Людендорф (Mathilde Ludendorff), жены небезызвестного генерала. Итогом её изысканий была книга, опубликованная в 1936 году в семейном издательстве. Конечно же, книга эта была более чем ко двору в нацистской Германии. В версии Людендорф целью еврейско-христианского масонского заговора было создание мировой еврейской или еврейско-христианской империи. Немецкий патриотизм Моцарта воспринимался масонами как вызов. Немецкий народ мог бы черпать силу из его бессмертных произведений и избежать масонских сетей. Венские евреи и масоны приказали Моцарту воспеть масонство в "Волшебной флейте". Но Моцарт в действительности высмеял масонов. Более того, как орден узнал от предателя Стадлера, Моцарт собирался создать своё собственное тайное общество. Смертный приговор был неизбежен. Когда неизвестный явился к Моцарту, поцеловал его в лоб и заказал Реквием, Моцарт знал, что дни его сочтены. Моцарт был отравлен acqua toffana, исполнителем приговора, вероятно, был ван Свитен. Свитен же организовал погребение Моцарта по ритуалу похорон преступника. Констанце было не позволено посетить кладбище и воздвигнуть памятный камень на могиле. Голова (или череп) Моцарта были извлечены из могилы для тайных масонских обрядов. Могильщики были умерщвлены, записи уничтожены. Так что всякий след могилы был утерян. Памятник, много позже возведённый на предполагаемом месте захоронения Моцарта, был осквернён, а дом, где Моцарт умер, был снесён с лица земли. Само собой разумеется, что все свидетельства лечащих врачей - также масонские фабрикации. Интересно, что весь этот клинический бред не закончился в 1945 году. Его уже в наше время (минус менее модный в послевоенной Германии антисемитизм) подхватили три германских доктора - Далхов, Дуда и Кернер (Dalchow, Duda, Kerner). Они опубликовали свои книги в 1966 и в 1971 годах. Эти три автора предложили свою версию, пожалуй ещё более впечатляющую. Согласно этой версии, смерть Моцарта была жертвоприношением в церемонии освящения нового масонского Храма. Поэтому Моцарт был отравлен ртутью, элементом, имеющим большое символическое значение для масонов. Всю операцию отравления, а затем похорон выполнил ван Свитен. Вдова не была допущена на кладбище, тело было извлечено из могилы и т.д. и т.п.
      Разумеется, серьёзные дискуссии со сторонниками идеи заговора вряд ли возможны. Такие теории замкнуты и самодостаточны. Если какой-то документ им противоречит, то он подделан масонами. Если документальных свидетельств нет, тем лучше - масоны уничтожили таковые. К сожалению, мифы заговоров психологически очень привлекательны, поскольку отвечают человеческому стремлению обнаружить какой-то порядок в событиях, хаотичность которых иначе вызывала бы растерянность. На это движение благоприятно накладывается и детское влечение к тайне, и не лишенное мазохизма восхищение зловещим. Я уже упоминал об успехе фильмов ужасов, как об одной из убедительных демонстраций силы упомянутого психологического механизма.
      Помимо Сальери, Стадлера и ван Свитена, ещё два лица эпизодически упоминались как возможные отравители Моцарта. Я имею в виду чиновника, собрата Моцарта по ложе, заимодавца Хофдемеля (Hofdemel, Franz) и всё ту же трагическую фигуру - Зюсмайера. В обоих случаях оправдывалась мудрая французская пословица "Ищите женщину!". В доме Хофдемеля на следующий день после смерти Моцарта произошла трагедия: Хофдемель атаковал с бритвой в руке свою беременную жену, ученицу Моцарта по фортепиано, затем совершил самоубийство, перерезав себе горло. Супруга его выжила, но всегда отказывалась комментировать случившееся. Молва приписывала Моцарту отцовство ребенка. В случае с Зюсмайером ситуация была прямо противоположной: некоторые энтузиасты предполагали, что он был любовником Констанцы и настоящим отцом её младшего сына, получившего, кстати, имена Франц Ксавер, те же, что и у Зюсмайера. Никаких серьёзных доказательств ни в том, ни в другом случае нет, а наличие у Франца Ксавера Моцарта того же самого врождённого дефекта ушной раковины, что и у Вольфганга Амадея, ставит точку в истории отцовства (этот генетический дефект стал известен из книги Ниссена, опубликованной Констанцей; видимо, сплетни тревожили её). Браунберенс описывает инсценировку суда на музыкальном фестивале в Брайтоне в 1983 году. "Суд" признал Хофдемеля отравителем.
      В качестве ещё одного отравителя назывался... сам Моцарт. Согласно этой теории, Моцарт передозировал ртутные препараты, пытаясь избавиться от сифилиса. Горячие моцартолюбы даже знали, что композитор обзавёлся болезнью в процессе репетиций "Волшебной флейты". Никаких оснований для этой теории нет.
      Тот же Браунберенс не без грустной иронии замечает, что в утрате могилы Моцарта, возможно, есть что-то положительное в свете своеобразных австро-германских обычаев обращения с человеческими останками. Поскольку могилы периодически освобождаются, даже и сегодня можно встретить в австрийских церквях специальные помещения, аккуратно заполненные скелетами и черепами. Известно, что, например, Гёте извлек из такого хранилища череп Шиллера и хранил его у себя дома. Череп Гайдна был похищен из могилы и в конце XIX века стал собственностью Венского Общества Друзей Музыки. Только в 1954 году он был возвращён в место успокоения композитора. Впрочем, ничто не может остановить истинных энтузиастов. "Череп Моцарта" был всё-таки каким-то образом найден (устная легенда утверждает, что он был извлечён из земли уже в 1801 году) и водворён в Моцартеум в Зальцбурге.