История бриттов

© Гальфрид Монмутский "История бриттов" М., 1984 (перевод А. Бобовича)

Главы 1-50
Главы 51-100
Главы 101-150
Главы 151-204

101. После того как девушка была выдана за короля, Хенгист сказал ему так: "Отныне я для тебя отец, и подобает, чтобы именно я был впредь твоим первым советником, ибо всех своих недругов ты сможешь сломить только благодаря доблести моих соотечественников. Итак, давай вызовем из Германии еще моего сына Окту, а также его двоюродного брата Эбиссу - ведь оба они выдающиеся воители. Дай им земли в северной части Британии поблизости от стены между Дейрой и Скоттией; они будут сдерживать напор чужеземцев, а ты будешь пребывать в нерушимом мире по эту сторону Хумбера". Вортегирн одобрил совет Хенгиста и повелел саксам вызвать из Германии всех, кто на их взгляд способен быть ему в помощь. Итак, в Германию послали гонцов, и вскоре оттуда прибыли Окта, Эбисса и Кердих с тремя сотнями кораблей, полных вооруженными воинами, которых король принял с отменным радушием и щедрой рукой одарил. Благодаря им Вортегирн стал одолевать своих недругов и из всех битв выходить победителем. Хенгист между тем понемногу вызывал из Германии все новые корабли и с каждым днем увеличивал численность своих сотоварищей. Приметив это и опасаясь, как бы те, набравшись сил, не захватили власти над ними, бритты обратились к королю с настоятельной просьбой - изгнать саксов из пределов королевства. Не подобает, говорили они, чтобы язычники общались и перемешивались с христианами, ибо это запрещается христианским законом. Да и прибыло их такое великое множество, что коренных жителей это уже страшит. Теперь, право, не распознать, кто язычник, а кто христианин, ибо язычники сочетались браками с дочерьми и родственницами христиан. Приводя подобные доводы, они убеждали короля не удерживать саксов в стране, чтобы те предательским образом не возобладали над коренным населением острова. Но Вортегирн колебался следовать их совету, так как, страстно любя жену, отдавал саксам предпочтение перед всеми другими народами. Когда бритты удостоверились в этом, они покинули Вортегирна и, обуянные гневом, единодушно провозгласили своим королем сына его Вортимера, который, во всем потворствуя им, принялся изгонять из страны чужестранцев, биться с ними и подвергать их жестоким преследованиям. Он сразился с ними четырежды и во всех битвах одержал верх; в первый раз на реке Дервент; во второй - у брода Эписфорд, где сошлись в единоборстве Хоре и Катигерн, второй сын Вортегирна, и оба в нем пали, нанеся друг другу смертельные раны; в третий - битва произошла на морском берегу, и враги, трусливо укрывшись на своих кораблях, обратились в бегство и прибыли на остров Танет, где нашли для себя пристанище. Но Вортимер настиг их и там и ежедневно тревожил морскими сражениями, и так как им стало невмоготу выдерживать дольше натиск противника, они послали короля Вортегирна, во всех боях находившегося в их стане, к сыну его Вортимеру, прося дозволения беспрепятственно покинуть вышеупомянутый остров и отплыть в Германию. И пока происходили переговоры по этому поводу, саксы внезапно взошли на свои циулы и, покинув в Британии жен и детей, возвратились в Германию.

102. Победив саксов, Вортимер стал возвращать своим подданным отнятые у них владения, всячески их привечать, возвеличивать и по указанию святого Германа обновлять церкви. Но добрые качества Вортимера навлекли на него ненависть дьявола, который, вселившись в сердце его мачехи Ронуэн, подстрекал ее к умерщвлению пасынка. И та, смешав все, какие только ни существуют, яды, дала ему выпить отраву из рук одного его приближенного, которого подкупила бесчисленными дарами. Проглотив отраву, этот знаменитый воитель ощутил тут же такую слабость, что не осталось ни малейшей надежды на его исцеление. Тогда он немедленно распорядился, чтобы все его соратники тотчас явились к нему и, объявив им о том, что ему приходит конец, распределил между ними золото и серебро, а также все, что было накоплено его предками. Плачущих и рыдающих он утешал, говоря, что всякой плоти предуказан тот путь, на который ему предстоит ступить. Он увещевал храбрых и воинственных юношей, которые в проведенных им битвах обычно дрались рядом с ним, дабы, защищая родину, они старались оберечь ее от вражеского вторжения. Призывая их прежде всего к безмерной отваге, он повелел воздвигнуть ему медную пирамиду и поместить ее в той самой гавани, где обычно высаживались на сушу саксы, а тело его, после кончины, уложить в гроб, поставленный на вершину упомянутой пирамиды, с тем, чтобы, увидев его усыпальницу, чужестранцы, повернув вспять, отплывали в Германию. Он говорил, что никто из них не посмеет подойти к берегу, узрев его усыпальницу. О безмерная доблесть этого мужа, который жаждал и после смерти устрашать тех, кто трепетал перед ним живым!

Но по его кончине бритты нарушили этот наказ, ибо погребли усопшего в городе Тринованте.

103. После смерти Вортимера на престол снова вступил Вортегирн, который, сдавшись на просьбы жены, отправил гонцов к Хенгисту в Германию и поручил тем передать ему, чтобы он воротился в Британию, правда, как частное лицо и с немногими спутниками, потому что он, Вортегирн, опасается, как бы, буде он поступит иначе, между чужестранцами и его соотечественниками не вспыхнул снова раздор. А Хенгист, прослышав о смерти Вортимера, набрал триста тысяч вооруженных воинов и, подготовив флот, возвратился в Британию. Но когда Вортегирна и правителей королевства уведомили о прибытии такого множества саксов, они, возмущенные этим, сошлись на совет и постановили сразиться с ними и прогнать их от берегов острова. Дочь Хенгиста через своих вестников сообщила отцу об этом решении, и он тотчас же впал в раздумье, как ему в этих обстоятельствах лучше всего поступить. Измыслив множество различных уловок, он избрал между ними одну, дабы притворным миролюбием обмануть жителей королевства. Итак, он направил послов к королю и приказал ему возвестить, что привез такое множество мужей не для того, чтобы они вместе с ним остались навсегда в королевстве бриттов, а также отнюдь не затем, чтобы учинить их стране какое-либо насилие. Однако была все же причина, по которой он их привез, ведь он полагал, что Вортимер жив, и поэтому намеревался со своими людьми его отразить, буде тот начал бы против него военные действия, но теперь, узнав о его кончине, он не колеблясь предоставит себя и своих соплеменников в распоряжение Вортегирна, дабы тот удержал в своем королевстве такое количество их, какое сочтет желательным, а тем, кого признает излишними, дозволил немедленно вернуться в Германию; кроме того, если Вортегирну будет угодно, он, Хенгист, просит его назначить день и место, где они могут встретиться и переговорить обо всем. Когда это передали королю, он возрадовался душой, так как ему было не по сердцу, чтобы Хенгист отбыл с острова. В конце концов, он повелел, чтобы собственные его земляки и саксы встретились в день майских календ, который уже приближался, близ монастыря Амбрия, дабы там потолковать обо всем вышеуказанном.

104. После того как обе стороны изъявили на это согласие, Хенгист, затаив новый коварный замысел, приказал своим подчиненным запастись длинными ножами и спрятать их у себя в сапоге, и когда бритты спокойно приступят к переговорам, он, Хенгист, громко произнесет "Nimed oure saxes!" {Nimed oure saxes! - Беритесь за ваши ножи! (древнеангл.)}, после чего всякий сакс, будучи наготове, смело накинется на стоящего рядом бритта и, вытащив нож, тотчас его поразит. Настал назначенный день, и все собрались в указанный город и приступили к переговорам о заключении мира. И вот, когда Хенгист счел, что наступил час, удобный для осуществления его злодейского замысла, он воскликнул: "Nimed oure saxes" и, ухватившись за Вортегирна, удержал его за полу плаща. Услышав условленные слова, саксы вытащили ножи и, напав на стоящих рядом ничего не подозревавших бриттских правителей, убили около четырехсот шестидесяти человек, тела коих святой Элдад впоследствии по христианскому обряду предал земле недалеко от Каеркарадока, который называется ныне Салисберией, на кладбище близ монастыря аббата Амбрия, некогда основавшего эту обитель. Ведь все бритты явились сюда без оружия, считая, что речь пойдет лишь о заключении мира. Вот почему саксы, прибывшие туда ради предательского деяния, смогли с такой легкостью убить безоружных.

105. Однако злодеяние это все же не прошло для язычников безнаказанно; многие из них были умерщвлены при попытке зарезать обреченных ими на смерть, ибо, защищаясь подобранными с земли камнями и кольями, бритты поражали ими коварных предателей. Среди присутствовавших тут бриттов был и правитель Клавдиоцестрии Элдол, который, увидев предательские действия саксов, схватил случайно подвернувшийся кол и использовал его для самозащиты; кого только он мог им настигнуть, тому, нанося удары, он переламывал члены и отправлял его незамедлительно в Тартар; одному он расшибал голову, другому переламывал руки, третьему - спину, многим - голени и сеял вокруг себя невообразимый ужас. И он удалился оттуда не прежде, чем перебил своим колом семь десятков мужей. Но так как сопротивляться такому множеству саксов ему было невмочь, он скрылся от них и достиг своего города. С обеих сторон пали многие, но победа все же досталась саксам. Ведь бритты, ничего не предвидя, прибыли сюда безоружными, из-за чего почти не имели возможности сопротивляться. И хотя саксы совершили нечестивое дело, они тем не менее не пожелали убить Вортегирна, но, непрестанно грозя ему смертью, связали его по рукам и ногам, требуя для себя в обмен на его жизнь города и крепости. Он уступил им все, чего они домогались, лишь бы его отпустили живым. После того как свои уступки он подтвердил клятвенно, с него сняли оковы, и саксы прежде всего захватили Лондон. Вслед за тем они заняли Эборак и Линдоколин, а также Винтонию и принялись разорять все области государства. Они нападали на жителей, точно волки на покинутых пастухом овец. Наблюдая повсюду такие бедствия, Вортегирн удалился в Камбрию, не зная, что же ему предпринять против столь нечестивого племени.

106. Призвав затем своих прорицателей, он с ними посовещался и повелел им наставить его, что ему подобает делать. Они ответили, что, раз он лишился всех своих крепостей, ему надлежит построить для себя мощную башню, дабы он располагал ею как своею твердыней. Осмотрев несколько мест в поисках подходящего для возведения башни, он прибыл, наконец, к горе Эрир и, собрав туда отовсюду работников, приказал воздвигнуть там башню. Собранные ради этого каменотесы и каменщики принялись класть ее основание. Но все, что они наработали за день, назавтра поглощала земля, так что они никак не могли взять в толк, куда девались плоды их трудов. Когда Вортегирна уведомили об этом, он снова обратился к своим прорицателям, дабы те разъяснили причину происходящего. А они на это ответили, что ему следует разыскать юношу, у которого нет и не было никогда отца, и, разыскав такового, предать его смерти, дабы кровью убитого окропить щебень и камни. Они утверждали, что через это будет обеспечена устойчивость основания башни. Немедленно во все области государства рассылают гонцов, чтобы те отыскали подходящего человека. Прибыв в город, который позднее был назван Каермердином, они, заметив у городских ворот увлеченных игрой юношей, подошли к ним. Усталые с дороги, они присели возле ристалища, собираясь узнать, не отыщется ли среди них тот, кто им нужен. По миновании большой части дня, между двумя юношами, которых звали Мерлин и Динабуций, вспыхнула ссора. И вот в разгар их препирательств Динабуций крикнул Мерлину: "Что ты равняешь себя со мною, глупец? Тебе далеко до меня. Ведь я и со стороны отца и со стороны матери происхожу из королевского рода, а кто ты, никому неведомо, ибо нет у тебя отца". Услышав эти слова, гонцы встрепенулись и стали расспрашивать окружающих, кто этот юноша. Те ответили, что кому он обязан рождением, неизвестно, а его мать - дочь короля Деметии и проживает в их городе среди монахинь в церкви святого Петра.

107. Получив эти сведения, гонцы поторопились к правителю города и от имени их короля потребовали доставить к ним Мерлина с матерью. Правитель, узнав о возложенном на них поручении, направил Мерлина с матерью к Вортегирну, дабы тот поступил с ними по своему усмотрению. И когда их привели перед королевские очи, государь принял мать Мерлина с должной почтительностью, так как знал, что она происходит от знатных родителей. Затем он начал ее расспрашивать, от кого зачала она Мерлина. Та ответила: "У тебя живая душа и живая душа у меня, владыка мой король, но я и вправду не знаю, от кого я его понесла. Мне ведомо только то, что однажды, когда я находилась вместе со своими приближенными в спальном покое, предо мной предстал некто в облике прелестного юноши и, сжимая в цепких объятиях, осыпал меня поцелуями; пробыв со мною совсем недолго, он внезапно изник, точно его вовсе и не было. Позднее он многократно обращался ко мне с речами, когда я бывала одна, но я его ни разу не видела. И он долгое время посещал меня таким образом, как я рассказала, и часто сочетался со мною, словно человек во плоти и крови, и покинул меня с бременем в чреве. Да будет ведомо твоей мудрости, что по-иному я не сходилась с этим юношей, породившим моего сына". Пораженный король приказал вызвать к нему Мауганция, дабы тот разъяснил, возможно ли то, о чем поведала женщина. Доставленный к Вортегирну Мауганций, выслушав все по порядку, сказал ему так: "Из книг наших философов и многих исторических сочинений я узнал, что немало людей появилось на свет именно так. Ибо, говоря о божестве Сократа, Апулей сообщает, что между луной и землей обитают бесплотные духи, которых мы именуем инкубами. Частично они обладают естеством человека, частично - ангелов и, когда пожелают, присваивают себе человеческое обличив и сочетаются с нашими женщинами. Один из них, быть может, и предстал пред этою женщиной и породил в ней вот этого юношу".

108. Внимательно выслушав Мауганция, Мерлин подошел к королю и сказал: "Для чего меня и мою мать доставили к тебе и сюда привели?" Вортегирн ответил: "Мои прорицатели подали мне совет разыскать человека, появившегося на свет без отца и окропить его кровью мою постройку, дабы она обрела устойчивость". Тогда Мерлин молвил: "Прикажи твоим прорицателям явиться сюда, и я изобличу их в том, что они измыслили ложь". Озадаченный тем, что сказал юноша, король повелел прорицателям явиться безотлагательно и сесть перед Мерлином, и тот обратился к ним с такими словами: "Не разумея, что препятствует устойчивости основания начатой башни, вы заявили королю, будто нужно обрызгать щебень моею кровью. Но скажите, что, по-вашему, сокрыто под основанием? Ведь под ним находится нечто мешающее его устойчивости". Оробевшие прорицатели промолчали. Тогда Мерлин, прозывавшийся и Амброзием, проговорил: "Владыка король, призови строителей и прикажи им выкопать в земле яму поглубже, и ты обнаружишь озеро, которое не дает башне должной опоры". Когда это было исполнено, под землей действительно оказалось озеро, в котором и крылась истинная причина неустойчивости основания башни. Вслед за тем Амброзий-Мерлин подошел к прорицателям и сказал: "Ответьте мне, лживые вы льстецы, что находится на дне озера?" Не промолвив ни слова в ответ, они промолчали, словно немые. "Распорядись, властитель, спустить озеро по канавкам, и ты увидишь на его дне два полых изнутри камня и в них двух спящих драконов". Король поверил и этому предвещанию юноши, ибо все, что тот говорил об озере, полностью оправдалось, и приказал его осушить, пораженный больше, чем всем остальным, самим Мерлином. Да и все окружающие были поражены его мудростью и сочли, что в нем обитает божественный Дух.

109. Я еще не дошел до этой части моего изложения, как из-за распространившейся повсюду молвы о Мерлине меня стали побуждать мои современники и в особенности епископ линкольнский Александр, муж величайшего благочестия и премудрости, предать пророчества этого юноши гласности. Ни во всем духовенстве, ни между мирянами не было никого, кому так стремились бы угодить все те, кого неизменная доброта и благосклонная щедрость епископа Александра склоняли к повиновению его воле. И вот, решив удовлетворить его пожелание, я перевел упомянутые пророчества и отослал их ему вместе со следующим посланием.

110. "Преосвященный Александр Линкольнский, преклонение перед твоей беспорочностью повелело мне перевести с бриттского языка на латинский пророчества Мерлина прежде, чем я довел до конца мой рассказ о деяниях бриттских королей. Ведь я предполагал завершить его раньше, а упомянутые пророчества привести впоследствии, дабы, занятый одновременно тем и другим, мой ум не запамятовал некоторых подробностей. Однако будучи убежден в снисходительности, каковой подарит меня твой свободный от надменности тонкий разум, я окунул в чернила мое чуждое велеречию незатейливое перо и по-простецки, не мудрствуя, перевел эти пророчества с неизвестного тебе языка. И немало меня удивляет, что ты соизволил поручить этот труд перу жалкому и убогому, хотя бразды твоей власти держат у тебя в подчинении такое множество более просвещенных и более искусных мужей, которые в состоянии обласкать слух Минервы твоей наслаждением, проистекающим от более возвышенных строк. И опережая философов нашего острова, заявляю, что ты единственный, в чем не обинуюсь признаться, мог бы превзойти всех остальных, бряцая на твоей исполненной вдохновения лире, когда бы твое высокое предназначение не призывало тебя к совершенно иным трудам. По этой причине тебе и было угодно, чтобы Гальфрид Монмутский прогнусил прорицание это на своей дудке, причем его жалким потугам ты отнюдь не отказываешь в твоем благосклонном внимании, и, буде он передал что-либо беспорядочно и ошибочно, исправь его промахи, прибегнув к розге твоих Камен, и придай переведенному им стройное и правильное звучание".

111. Вортегирн, король бриттов, сидел на берегу осушенного озера, из которого вышли внезапно два дракона, один белый, а второй - красный. Сойдясь вплотную друг с другом, они вступили в ожесточенную схватку, извергая из ноздрей языки пламени. Одолевал белый дракон, и он уже прогнал красного до самого края озера, но тот, раздосадованный, что белый дракон берет над ним верх, бросился на него и заставил противника податься назад. И пока они бились подобным образом, король повелел Амброзию-Мерлину разъяснить, что предвещает эта битва драконов. И тот, обливаясь слезами, исполнился пророческого наития и возгласил:

112. "Горе дракону красному, ибо близится его унижение. Пещеру его займет белый дракон, который олицетворяет призванных тобой саксов, тогда как красный - исконное племя бриттов, каковое будет утеснено белым драконом. Горы Британии сравняются с ее долами, и реки в долах ее станут струиться кровью. Почитание истинной веры иссякнет, и взорам предстанут развалины Господних церквей.

И все же вера, гонимая и утесняемая, в конце концов возьмет верх и устоит перед свирепостью иноземцев. Придет на подмогу и вепрь из Корнубии и своими копытцами растопчет их выи. Господству его подпадут на океане лежащие острова, и он овладеет Галльскими лесами и рощами. Вострепещет дом Ромулов пред его свирепостью, и будущее римской державы станет сомнительным. Уста народов станут его прославлять, и его деяния доставят пищу повествователям. После него будет еще шесть венценосцев, но затем воспрянет германский змий.

Возвеличит его водный волк в сопровождении африканских лесов. Снова иссякнет вера, и переместятся епархии. Лондонский епископат украсит собой Доробернию, и седьмой эборакский пастырь будет собирать вокруг себя толпы в Арморике. Меневия облачится в мантию Города Легионов, и онемеет проповедник-просветитель Ибернии из-за чада, растущего в материнском чреве. Будет низвергаться кровавый дождь, и свирепый голод изнурит смертных Красный дракон будет охвачен скорбью, претерпевая все это, но, перестрадав, снова окрепнет.

Тогда белого дракона постигнут бедствия, и в садах его рухнут здания. Погибнут семь венценосцев и один из них будет причислен к лику святых. Материнские чрева будут иссечены, и младенцев извлекут из них недоношенными. Случится великое истребление сынов человеческих, дабы восстали из праха исконные обитатели острова. Кто это свершит, того облекут бронзовым мужем, и он на таком же коне долгие годы будет стеречь врата Лондона.

Затем красный дракон вернется к прежним делам своим и примется упорно вредить себе самому. И вот обрушится мщение Вседержителя, ибо всякое поле обманет упования земледельцев. Смерть накинется на людей и произведет опустошения среди всех народов. Пощаженные ею покинут родные края и станут засевать чужеземные пашни. Благословенный король снарядит флот, и во дворце двенадцатого святителя будет сопричислен к лику святых. Горестным будет опустошение царства, и поля, с которых снимали жатву, превратятся в поросшие кустарником пустоши. Снова восстанет белый дракон и призовет дочь Германии. Сады наши снова заполнятся иноземным семенем, а красный дракон будет чахнуть на краю болота. Вслед за тем будет увенчан короною змий Германии, а бронзовый государь низвержен. Змию предуказан срок, превысить каковой он бессилен.

113. В течение ста пятидесяти лет он будет пребывать в тревоге и унижении, в течение следующих трехсот - в покое. Вслед за тем на него обрушится северный ветер и вырвет с корнем цветы, взлелеянные дуновением весны, произойдет осквернение храмов, не затупятся острия мечей, с трудом будет удерживать пещеры свои германский дракон, ибо грядет отмщение за его предательство.

Он постепенно окрепнет, но его ослабит беспощадное изничтожение со стороны неустрийцев-завоевателей, ибо нагрянет народ в ладьях и в железных доспехах, который ему воздаст за его мерзостные деяния. Этот народ вернет коренным жителям их пепелища и на чужеземцев придет управа. Поросль белого дракона будет выкорчевана из наших садов и остатки его потомков истреблены. На их выи будет возложено ярмо вековечного рабства, и свою мать изранят они сохами и мотыгами.

Появятся два дракона, из коих один задохнется от жала ненависти, а другой станет тенью своего имени.

Появится лев правосудия, от рыкания коего затрясутся галльские башни и драконы на острове. В его дни золото станут добывать из лилий и крапивы, а серебро потечет из копыт тех, что мычат. Люди с убранными по-особому волосами облачатся в одежды различные, и их облик будет свидетельствовать об их внутренней сущности. Лапы дающих будут отрублены, и дикие звери обретут мир и покой, человечество же будет удручено казнями. Ценность монеты изменится, половина станет круглою. Коршуны перестанут быть хищными, и зубы волков затупятся. Детеныши льва превратятся в морских рыб, а его орел построит себе гнездо на горе Аравии. Венедотия заалеет от материнской крови, а дом Коринея умертвит шестерых братьев. Ночными слезами будет сочиться остров, из-за чего все будут готовы на все.

114. Потомки будут силиться взлететь на высоты, но благорасположение к новым усилится. Властителю из нечестивых будет вредить его доброта, пока он не обретет для себя отца. Наделенный клыками вепря, он перешагнет через горные вершины и тень того, на ком шлем. Вознегодует Альбания и, призвав сопредельных с ней, примется проливать кровь. Челюсть ее стянет узда, выкованная в лоне Арморики. Позлатит ее орел разорванного союза и будет обрадован своим третьим гнездовьем. Детеныши рыкающего пробудятся от сна и, покинув леса, примутся за ловитву внутри стен городских. Немалый урон нанесут они тем, кто потщится им воспрепятствовать, и оторвут языки у быков. На выи мычащих возложат они бремя цепей, и дедовские времена возвратятся.

Затем большой палец, омоченный миром, прикоснется сначала к первому, после него к четвертому, после четвертого к третьему, после третьего ко второму. Шестой властитель порушит стены Ибернии и леса обратит в равнину. Различные части он сведет воедино и увенчает себя львиною головой. Начало его будет подвластно смутным влечениям, но конец вознесет его к вышним. Ибо он обновит родительские святилища и расставит пастырей в должных местах. Двум городам даст он епископскую епитрахиль и одарит девственниц подобающими их девству дарами. Он заслужит благоволение Вседержителя и будет причислен к лику святых.

115. Из него выйдет обладающая всепроникающим взором рысь, которая будет угрожать гибелью собственному народу. Ведь именно из-за нее Неустрия лишится и того и другого острова и утратит былое достоинство. Затем на остров вернутся исконные его обитатели, ибо между чужеземцами вспыхнет раздор. Белоснежный старец на белоснежном коне запрудит реку Пирон и ослепительно белой тростью разметит место, на котором поставит мельницу. Кадвалладр призовет Конана и примет в союз Альбанию. Тогда произойдет избиение чужеземцев, тогда реки потекут кровью, тогда в Арморике наружу вырвутся родники и будут увенчаны короною Брута. Камбрия преисполнится радости и зазеленеют дубы Корнубии. Остров будет наречен по имени Брута и изникнет название, данное ему чужеземцами.

От Конана произойдет доблестный вепрь, который в Галльских лесах покажет, до чего остры его клыки. Он подсечет самые могучие из дубов, а меньшие станет оберегать. Арабы и африканцы вострепещут пред ним, ибо свой безудержный бег он устремит в Испанию Дальнюю.

Явится козел из чертогов Венеры; будет он с золотыми рогами и серебряною бородкой и станет из ноздрей выпускать настолько густой туман, что тот окутает собою весь остров. Нерушимый мир будет царить в его время, и благодаря плодородию почвы умножатся урожаи. Уподобившись змеям, женщины обретут плавность в движениях, и всякий их шаг будет исполнен высокомерия. Обновятся чертоги Венерины, и Купидоновы стрелы не перестанут наносить раны. Источник Амне станет бить кровью, и два короля сойдутся в единоборстве из-за львицы с Брода Дубинки. Вся земля погрязнет в разврате, и человечество не прекратит предаваться распутству.

Все это увидят три века, пока не будут отысканы могилы королей, погребенных в Лондоне. Снова вернется голод, снова начнет свирепствовать смерть, и граждане будут скорбеть о разорении городов. Явится вепрь торговли, который возвратит рассеянные стада на позабытое пастбище. Грудь его будет пищей для алчущих, а язык его утолит жаждущих. Из пасти его изольются реки, которые увлажнят иссохшие глотки людей. Затем на Лондонской башне вырастет дерево, которое, удовольствовавшись только тремя ветвями, своею густою листвой погрузит в тень лик всего острова. На дерево налетит враждебный Борей и своими неистовыми порывами обломает его третью ветвь; место уничтоженной займут две оставшиеся невредимыми, пока одна из них не задушит другую неисчислимым множеством своих листьев и не завладеет местом обеих; она приютит на себе птиц из заморских стран, но окажется вредоносной для отечественных пернатых, ибо те, страшась царящей здесь тьмы, утратят свободу полета. Затем явится осел беспутства, быстрый возле кующих золото и медлительный при нападении жадных волков.

116. В эти дни в лесах запылают дубы и на ветвях лип окажутся желуди. Семью рукавами потечет в море Сабрина, а река Оска будет кипеть в продолжение семи месяцев; рыбы ее погибнут от жары, и из них народятся змеи. Источники Бадона остынут, и их целебные воды станут смертельными. Лондон оплачет гибель двадцати тысяч людей, и Темза потечет кровью. Монахи начнут вступать в браки, и их выкрики будут слышны на альпийских вершинах. В Гвинтонии городе три родника вырвутся на поверхность, и ручьи, излившиеся из них, на три части рассекут остров.

Кто изопьет из первого, тот насладится долгою жизнью и не познает горести увядания; кто изопьет из второго, тот погибнет от неизбывного голода, и на лице его выступит бледность и печать ужаса; кто изопьет из третьего, того похитит внезапная смерть, и тело его нельзя будет предать погребению. Желающие избавиться от этой напасти будут стараться прикрыть источник чем-нибудь, но какие бы груды ни навалить на него, они лишь изменят свой облик. Ибо насыпанная поверх земля превратится в камни, камни в древесину, древесина в пепел, пепел в воду.

Из города, именуемого Лесом Канута, выйдет дева, дабы изыскать средство от этого бедствия. Она, как если бы превзошла все науки, лишь своим дыханием иссушит пагубные источники. Затем, окрепшая от целительного питья, понесет в правой руке лес Калидона, а в левой - защитные стены Лондона. Куда ни ступит ее нога, повсюду вспыхнут огни с сопутствующим густым серным дымом. Этот дым разъярит рутенов и уничтожит пищу обитателей хлябей морских. Горючие слезы прольет эта дева, и ее горестные рыдания огласят весь остров. Ее убьет олень своими рогами о десяти ветвях, из которых четыре будут нести на себе золотые венцы. Шесть остальных превратятся в бычьи рога и своим гнусным стуком встревожат три острова бриттов.

Будет разбужен Данейский лес, и он воскликнет человеческим голосом: "Приблизься, Камбрия, и приведи сбоку себя Корнубию и скажи Винтонии: "Тебя поглотит земля; перенеси поэтому местопребывание пастыря туда, где пристают корабли, и пусть прочие члены последуют за головой. Ибо близится день, в который погибнут за свои клятвопреступления горожане. Обрекут же их на это как белоснежная шерсть, так и многоразлично окрашенная. Горе преступившему свои клятвы народу, ибо из-за него рухнет преславный город. Корабли возрадуются такому возвеличению и из двух останется лишь одно. Рухнувший город отстроит наново еж с ношей плодов земных, на запах которых слетятся из разных лесов пернатые. Он возведет к тому же огромный дворец и окружит его шестьюстами башнями. Этому позавидует Лондон и удлинит втрое свои защитные стены. Река Темза обойдет его отовсюду, и молва об этом сооружении перешагнет через Альпы. Свои плоды еж укроет в Лондоне и прокопает здесь подземные ходы. Об эту пору возопиют камни, и море, по которому плывут в Галлию, за краткий срок стянется. Пребывающие на том и другом его берегах будут слышать друг друга, и площадь острова увеличится. Откроются тайны морских глубин, и Галлия содрогнется от страха.

После этого из Калатерского леса явится цапля, которая за два года облетит остров. Ночными криками она будет сзывать пернатых и соберет весь птичий род вокруг себя. Он устремится на нивы смертных и пожрет весь урожай хлебов до последнего зернышка. Голод накинется на людей и вместе с ним жестокая смерть. А когда это бедствие прекратится, отвратительная птица прилетит в долину Галаб и поднимет ее на высокую гору. На вершине горы она высадит дуб и на его ветвях угнездится. Три яйца отложит она в гнезде, и из них вылупятся лиса, волк и медведь. Лиса пожрет свою мать и напялит на себя ослиную голову. Преобразившись в чудовище, она устрашит своих братьев и прогонит их в Неустрию. А те там раззадорят против нее клыкастого вепря и, вернувшись с ним вместе на кораблях, вступят в борьбу с лисой. Эта, начав с ним битву, прикинется поверженной насмерть, и вепрь ее пожалеет. Вслед за тем, приблизившись к трупу мнимопочившей, он подует ей в глаза и на щеки. А та, не позабыв о своей хитрой уловке, вонзит зубы в его левую ногу и полностью ее отгрызет. Вскочив, она отхватит у него правое ухо и хвост и укроется в горных пещерах. Обманутый вепрь воззовет к волку и медведю, дабы они восстановили ему утраченные им члены. Те, узнав, что случилось, пообещают ему оторвать у лисы две ноги, уши и хвост я превратить их в кабаньи. Вепрь успокоится и станет дожидаться обещанного, восстановления того, что он потерял. Между тем лиса спустится с гор; обернувшись волком и как бы намереваясь вступить с вепрем в беседу, она коварно к нему подойдет и сожрет его без остатка. Затем она превратит себя в вепря, лишенного частей тела, и станет дожидаться его сотоварищей, а когда те к ней подбегут, искусает обоих и их умертвит, после чего увенчает себя львиною головой.

В ее дни народится змий, который станет угрозой для жизни смертных. Растянув свое длинное тулово, он окружит им Лондон и станет пожирать всех прохожих. Горный бык обретет волчью голову и в стремнине Сабрины выбелит свои зубы. Стада Альбании и Камбрии он присвоит себе, и те выпьют и иссушат Темзу. Осел призовет козла с кустистою бородой и позаимствует его облик. Горный бык возмутится этим и, призвав волка, пойдет на них в обличий рогатого буйвола. Поддавшись ярости, он пожрет их мясо и кости, но будет сожжен на вершине горы Уриана. Искры от костра превратятся в лебедей, которые будут плавать на суше так же, как на воде. Они пожрут в рыбах рыб и проглотят в людях людей. Постарев, они станут подводными рысями и примутся измышлять подводные западни. Они будут топить корабли и накопят немалое количество серебра.

Снова потечет Темза и, приняв притоки, выйдет из пределов своего русла. Она зальет ближние города и подмоет подступающие к ней горы.

Некто, исполненный мерзости и коварства, присвоит себе галабский источник. Из-за этого вспыхнет распря, которая вовлечет венедотов в битвы. Прибудут лесные дубы и вступят в бой со скалами гевиссеев. Прилетит ворон с коршунами и пожрет тела павших. На стенах Клавдиоцестрии угнездится сова, и в ее гнезде родится осел. Возрастит его змей Мальвернский и толкнет к бесчисленным хитростям. Овладев королевским венцом, он достигнет вершин самовластия и ужасающим ревом будет устрашать обитателей этой страны. В его дни задрожат горы Пахайи, и этот край лишится лесов. Ибо явится огнедышащий змий и сожжет деревья своим дыханием. Из него выйдут семь львов, обезображенных козлиными головами. Исходящее у них из ноздрей зловоние совратит женщин, и они впадут в блуд. Отец не будет знать, кто именно его сын, ибо жены будут предаваться любовным утехам подобно домашним животным.

Явится исполин бесстыдства, который пронзительностью своего взгляда станет устрашать всех. Ополчится на него вигорнийский дракон и вознамерится его истребить. В схватке, которая произойдет между ними, дракон, однако, окажется побежденным и будет осилен подлостью победителя. Этот вскочит на спину дракона и, сбросив одежду, усядется на нем совершенно нагой. Дракон вознесет его ввысь и, подняв хвост, станет хлестать им обнаженного. Но великан, собравшись с силами, поразит его мечом в глотку. Наконец, дракона сожмет его собственный хвост, и он погибнет, отравленный своим ядом.

После него грядет тотонский вепрь и примется беспощадным насилием утеснять народ. Он изгонит из Клавдиоцестрии льва, который частыми схватками будет беспокоить свирепствующего. Лев подомнет его под себя и будет топтать ногами и хватать своею отверстою пастью. Наконец, лев вступит в борьбу с королевством и начнет подминать под себя знатных. В эту распрю вмешается буйвол и ударит льва правой ногой. Он погонит того по различным областям королевства, но обломает себе рога о стены Эксонии. Отметит за льва лисица Каердубальская и, растерзав буйвола, сожрет его без остатка. Вокруг лисицы обовьется линдоколинский змий и своим вселяющим ужас свистом оповестит о себе многих драконов. Вслед за тем сойдутся драконы, и один растерзает другого. Крылатый одолеет бескрылого и вонзит в его морду ядовитые когти. Схватятся между собой еще два дракона, и снова один умертвит другого. К умерщвленным подойдет пятый и, прибегнув к всевозможным уловкам, сокрушит тех, кто остался в живых. Он вскочит, вооруженный мечом, на спину одного из этих драконов и отсечет ему голову. Скинув с себя одежду, он взберется и на другого и примется справа и слева наносить ему удары по хвосту. Обнаженный, он осилит его, тогда как одетый ничего не добьется. На прочих он будет нападать сзади и прогонит их на окраины королевства. Появится рыкающий лев, сеющий ужас своей беспредельной лютостью. Он сведет пятнадцать частей воедино и станет самодержавно властвовать над народом. Возблистает белый, как снег, великан и окрепнет белому народу на благо. Наслаждения изнежат властителей, и, погруженные в них, они превратятся в диких зверей. Родится среди них лев, налившийся человеческой кровью. В поле наткнется он на жнеца, поглощенного своим трудом, и его растерзает.

Укротит их эборакский возничий, который, прогнав своего господина, подымется на управляемую им колесницу. Обнажив меч, он станет грозить им востоку и заполнит кровью следы своей колесницы. В водной хляби будет создана рыба, которая, будучи призвана свистом змеи, с нею соединится. От этого соединения родятся три сверкающих буйвола, которые, объев пастбища, обратятся в деревья. Первый понесет бич, сплетенный из гадюк, и покажет спину рожденному вторым. Этот постарается вырвать у него бич, но будет схвачен рожденным последним. Они не станут друг на друга смотреть, пока не выбросят кубка с ядом.

Появится затем земледелец альбан, которому будет угрожать сзади змея. Он примется вскапывать землю, дабы родные края засеребрились посевами. Змея будет стараться разбрызгать яд, чтобы всходы не дали колосьев. Народ начнет гибнуть от смертоносного бедствия, и города опустеют. Стать целебным средством от всего этого будет предназначено городу Клавдия, ибо из него выйдет дщерь бичующего. Она вынесет весы исцеления, и остров немного спустя воспрянет. Затем пожелают завладеть скипетром двое, которым будет служить рогатый дракон. Один из них, весь в железе, вскочит на летучего змия. Обнажившись, он воссядет на его спину и охватит десницею хвост. От крика его рассвирепеют моря и устрашат второго. Тогда этот второй присоединится ко льву, но, повздорив, они вступят в схватку. Они нанесут друг другу немало увечий, однако ярость дикого зверя возобладает. Прибудет некто с кифарой и бубном и укротит ярость льва. Успокоятся народности королевства и призовут льва к весам. Став у них, он займется отвешиванием, но протянет руки к Альбании. Северные области опечалятся и отопрут двери храмов.Волк-знаменосец поведет за собой отряды и своим хвостом обхватит Корнубию. С ним сразится воин на колеснице, который превратит народ этот в вепря. Вепрь опустошит области, но на дне Сабрины укроет голову. Человек обхватит захмелевшего льва, и блеск золота ослепит взирающих на него. Засверкает вокруг серебро и станет сотрясать давильни.

117. Налившись вином, смертные захмелеют и, презрев небо, устремят взоры на землю. Отвратят звезды свои лики от них и нарушат обычный бег. Так как они разгневаются, на небосводе не станет влаги, и посевы засохнут. Поменяются местами корни с ветвями, и это будет сочтено чудом. Сияние солнца потускнеет в янтарных лучах Меркурия, и взирающие на это будут охвачены ужасом. Стиль-бон Аркадский сменит свой щит, и шлем Марса призовет Венеру. Марсов шлем отбросит тень, и ярость Меркурия перешагнет границы. Железный Орион обнажит меч. Разгонит тучи, поднявшись над морем, Феб. Юпитер сойдет с определенных для него троп, и Венера покинет установленные пути. Светило Сатурн обрушит на землю свинцовый свой свет и изогнутым серпом будет истреблять смертных. Двенадцать чертогов небесных светил разразятся жалобами на то, что гости их обходят. Разомкнут привычные объятия Близнецы и призовут суд к источникам. Коромысло Весов будет пребывать в наклонном положении, пока его не выправит Овен своими закрученными рогами. Хвост Скорпиона станет метать молнии, и Рак затеет спор с солнцем. На спину Стрельца поднимется Дева и унизит свои девичьи цветы. Колесница луны приведет в смятение Зодиак, и Плеяды обольются слезами. Они не вернутся к своим обязанностям, и, затворившись в своем чертоге, скроется Ариадна. Под ударами луча поднимутся воды, и древний прах обносится. В диких порывах столкнутся ветры, и рев их изникнет среди светил".

118. Так как Мерлин напророчил все это и прочее, он удивил окружающих неопределенностью своих слов. Вортегирн, однако, восхитившись ими, как никто из присутствовавших, восхваляет ум и прорицания юноши. Ведь то время не произвело никого, чьи уста источили бы перед ним нечто подобное. Итак, желая узнать, каков будет исход его жизни, он предложил юноше поведать ему все, что тому было известно, и на это Мерлин сказал: "Беги огня сыновей Константина, если сможешь от него убежать. Ибо уже снаряжаются корабли, они уже покидают берег Арморики. Паруса их уже распускаются в море; они поплывут к острову бриттов, они нападут на племя саксов и поработят нечестивый народ, но прежде сожгут тебя в башне, в которой ты затворишься. На свое горе предал ты их отца и призвал саксов на остров. Ты призвал их, чтобы они тебя защитили, а они прибыли сюда на твою погибель. Тебе угрожают две смертельные опасности, и не ясно, какая из них минует тебя. С одной стороны твое королевство опустошают саксы и жаждут тебя погубить, с другой - на остров высаживаются два брата, Аврелий и Утер, которые постараются отметить за смерть своего отца. Ищи для себя убежища, если можешь - ведь уже завтра они захватят тотонское побережье. Тела саксов они обагрят кровью, и, убив Хенгиста, Аврелий Амброзии возложит на себя королевский венец. Он успокоит народы, восстановит церкви, но погибнет от яда. Вслед за ним взойдет на престол его брат Утерпендрагон, дни коего пресекутся также от яда. Твоих потомков постигнут величайшие бедствия, и их пожрет вепрь Корнубии".

119. И вот, уже на следующий день Аврелий Амброзии высадился на острове. По распространении молвы о его прибытии к нему отовсюду собрались бритты, которых столь великие бедствия рассеяли и разогнали по всей Британии, и окрепшие духом из-за объединения с соплеменниками, прониклись они небывалою радостью. Было созвано духовенство, и по совершении обряда помазания Аврелия провозгласили королем, и все должным образом подчинились ему, как своему государю. И хотя приближенные убеждали его немедленно пойти походом на саксов, он не дал на это согласия, ибо прежде всего жаждал расправиться с Вортегирном. Ведь тот предал его отца, и Амброзии питал к нему такую лютую ненависть, что не мог, видимо, пересилить себя и что-нибудь предпринять, пока не отметит Вортегирну. Итак, порываясь удовлетворить поскорее свое желание, он двинул свое войско на Камбрию и подступил к крепости Генореу. В ней заперся Вортегирн, сочтя ее надежным убежищем. Эта крепость находилась в земле Хергинг, на реке Вайе и на горе, прозывающейся Клоарцием. Подойдя к ней и помня об измене Вортегирна его, Амброзия, отцу и брату, он, обратившись к наместнику Клавдиоцестрии Элдо-лу, молвит: "Погляди, благородный наместник, на здешние города и стены, смогут ли они уберечь Вортегирна от острия моего меча, от того, чтобы я его не вонзил ему в грудь? Ведь такая казнь будет ему по заслугам, и я полагаю, что ты и сам знаешь, насколько он ее заслужил. О преступнейший из преступников, о тот, кого должно подвергнуть неслыханным доселе мучениям! Сначала он предал отца моего Константина, избавившего его самого и родину от вторгшихся пиктов, а вслед за тем брата моего Константа, которого возвел на престол, дабы его погубить. Наконец, сам себя изобличив в коварстве, он вместе со своими сторонниками впустил в нашу страну язычников, дабы истребить всех тех, кто оставался мне верен. По Божьему изволению он неосмотрительно угодил в те силки, которые расставил для верных своих соратников. Ибо, когда саксы разгадали всю его гнусность, они сбросили его с трона. Никому не следует об этом печалиться, но скорбеть, по-моему, нужно о том, что нечестивый народ, призванный названным нечестивцем, истребил знатных граждан, опустошил плодороднейшую страну, разрушил святые церкви и уничтожил христианство почти от моря до моря. А теперь, сограждане, действуйте мужественно и отметите за себя прежде всего тому, из-за кого все это произошло. А затем давайте обратим оружие против угрожающих нам врагов и вырвем из их пасти родину нашу". Они тотчас же устремляются к осадным орудиям и стараются проломить стены, но так как ни это, ни все прочее не принесло им успеха, они подложили огонь. Найдя для себя подходящую пищу, он не унялся до тех пор, пока не испепелил башню и затворившегося в ней Вортегирна.

120. Когда об этом сообщили Хенгисту и саксам, тот сильно встревожился, ибо его устрашили решительность и смелость Аврелия. В этом муже было столько доблести и отваги, что, пока он воевал в Галлии, никто не решался сойтись с ним один на один. Ибо, если он вступал в схватку, то либо сшибал с коня своего противника, либо переламывал на нем собственное копье.

К тому же он был щедр на раздачи, ревностен в делах веры, скромен со всеми, предельно правдив, отменный пехотинец, еще лучший всадник, опытный полководец. Молва об этих его превосходных качествах, пока он оставался в армориканской Британии, перелетела на остров и исподволь распространилась на нем. Саксы переправились на ту сторону Хумбера. Там они укрепили города и поселки, ибо эти края неизменно служили для них убежищем. Ведь соседство Скоттии увеличивало его надежность, что обычно оборачивалось бедствиями для населения. Эта местность, внушавшая ужас всем обитавшим в ней, покинутая жителями, доставляла надежное пристанище чужеземцам. Из за своего положения и некоторых особенностей она была открыта для пиктов, скоттов, данов, норвежцев и всех, кто бы ни высаживался на сушу ради разграбления острова. Чувствуя себя в безопасности благодаря близости Скоттии, они под натис ком неприятеля обычно убегали к ее пределам и, если в этом была нужда, укрывались в ней как в собственном лагере. Когда Аврелия об этом оповестили, он, обретя решительность, преисполнился надеждою на победу. Итак, он поспешно собрал сограждан, увеличил свое войско и устремился на север. Проходя по этим землям и видя их покинутыми и разоренными, он глубоко сокрушался и больше всего из-за того, что все церкви были разрушены до основания. Он дал обет отстроить их наново, если одолеет врагов.

121. А Хенгист, когда ему сообщили, что Аврелий уже приближается, устроил смотр своим соратникам, и, воодушевляя каждого по отдельности, убеждал их мужественно сопротивляться и не бояться битвы с Аврелием. Он говорил, что у того не так уж много армориканских бриттов, так как число их не превышает десяти тысяч. Что до островных бриттов, то он почитал их за ничто, ибо многократно одерживал над ними победы в сражениях. Посему он сулил победу своим и, ссылаясь на их большую численность, внушал им уверенность в ней. Насчитывалось же у него приблизительно двести тысяч вооруженных. Вселив таким образом бодрость во всех, он двинулся навстречу Аврелию на поле, прозывавшееся Майсбели, куда намеревался прийти и Аврелий. Он хотел скрытно подойти к неприятелю, внезапно напасть на него и захватить бриттов врасплох. Однако его замысел не остался тайною для Аврелия, и по этой причине тот не стал мешкать, но тем поспешнее вышел на упомянутое поле. Он повелел армориканским всадникам остановиться, а прочих армориканцев вперемешку с островитянами построил в боевые порядки. Деметов он укрыл на окрестных возвышенностях, венедотов - в ближних лесах. Он поступил так затем, чтобы саксы, если они побегут в эти леса, наткнулись там на отпор.

122. Между тем к Аврелию подошел наместник Клавдиоцестрии Элдол и молвил: "Вместо всех остающихся дней моей жизни я бы удовольствовался одним единственным, когда бы Господь попустил, чтобы я сошелся в единоборстве с Хенгистом. Один из нас, буде нам доведется скрестить мечи, конечно, падет. Ведь я помню тот день, в который мы собрались будто бы для заключения между нами мира; и вот, когда речь шла о соглашении, он предательски поступил со всеми присутствовавшими, и их всех, кроме меня, ускользнувшего только благодаря тому, что я нашел кол, перерезал. В тот день пало четыреста шестьдесят наместников и военачальников, которые все явились туда безоружными. В столь великой опасности Господь даровал мне кол, отбиваясь которым, я ускользнул". Таков был рассказ Элдола. А Аврелий убеждал своих сотоварищей всецело уповать на сына Господня, отважно кидаться на врагов, единодушно биться за родину.

123. Тем временем во вражеском стане расставлял свои отряды Хенгист и, расставляя, увещевал драться, а увещевая, обходил их один за другим, дабы вселить во всех одинаковую решимость храбро сражаться. После того как обе стороны изготовились к битве, сталкиваются боевые порядки, противники наносят друг другу удары, проливают потоки крови. Тут испускают дух пораженные насмерть бритты, там - саксы. Аврелий увещевает христиан, Хенгист ободряет язычников. И пока они так дрались, Элдол непрерывно пытался пробиться поближе к Хенгисту, дабы сойтись с тем один на один, но ему это не удавалось. Ибо Хенгист, увидев, что его воины поддаются, а бритты по Божьей воле одолевают, ударился в бегство и устремился к крепости Каерконан, которая ныне называется Кунингебури. Аврелий преследует его по пятам и настигнутых им врагов либо предавал смерти, либо обращал в рабство. Увидев, что Аврелий его преследует, Хенгист не пожелал войти в крепость, но, призвав в свои ряды ее обитателей, решил возобновить сражение. Ведь он хорошо понимал, что эта крепость никак не устоит перед Аврелием и что единственная его защита - меч и копье. Добравшись, наконец, до противника, Аврелий тоже построил своих в отряды и вступил в ожесточеннейший бой. Саксы стойко сопротивляются, и враги наносят друг другу смертельные раны. Повсюду льется ручьями кровь, крики умирающих распаляют ярость живых. В конце концов, саксы одержали бы верх, если бы не подоспел на подмогу конный отряд армориканских бриттов. Расположил его Аврелий таким же образом, как сделал это в предыдущем бою. По прибытии этих всадников саксы отхлынули и частично рассеялись, но вскоре пришли в себя и снова сплотились. Еще ожесточеннее кидаются на них бритты, но саксы дерутся с тою же стойкостью. Аврелий не переставал ободрять соратников, наносить раны бросающимся навстречу, преследовать бегущих и тем самым вселять отвагу в своих. Равным образом и Элдол, устремлявшийся то в одну, то в другую сторону, сокрушал врагов, поражая их тяжелыми ранами. Что бы он тут ни вершил, он пылал неугасимым желанием обрести возможность сойтись с Хенгистом.

124. После многих и продолжительных схваток между собою различных отрядов Элдол и Хенгист столкнулись лицом к лицу и стали яростно обмениваться ударами. О мужи, превосходившие в бою всех остальных! Из их скрещивавшихся в единоборстве мечей сыпались искры, и их сверкание порождало громовые раскаты. Долго оставалось неясным, кто из них наделен большей мощью. Иногда брал верх Элдол и поддавался назад Хенгист, иногда поддавался назад Элдол и брал верх Хенгист. И вот в разгар их борьбы появился наместник Корнубии Горлой, гнавшийся во главе боевого порядка за отрядом врагов. Увидев его, Элдол стал увереннее в себе и схватил Хенгиста за носовой выступ шлема и, приложив всю свою силу, втащил сакса в гущу своих. Возликовав, Элдол воскликнул во весь голос: "Господь осуществил мои упования; разите, мужи, разите окружающих вас амбронов! Победа в ваших руках - вы победили, раз побежден Хенгист!" Тем временем бритты не перестают истреблять язычников, все чаще и чаще на них нападают, а отходя порою назад, обретают снова отвагу и упорно сопротивляются. И они не успокоились, пока не одержали решительную победу. Саксы бежали кого куда несли ноги: кто в города, кто в поросшие лесом горы, а кто и на корабли. Сын Хенгиста Окта со множеством беглецов добрался до Эборака, а его родич Эоза укрепил этот город, приведя с собой бесчисленных вооруженных воинов.

125. Итак, Аврелий разгромил неприятеля, взял вышеупомянутый город Конана и в нем пробыл три дня. Здесь он приказал предать погребению павших, оказать помощь раненым, а также, чтобы все как следует отдохнули и насколько возможно восстановили силы после перенесенных тягот. Затем, созвав военачальников, он предложил им высказаться, как следует поступить с Хенгистом. Присутствовал тут и Элдад, епископ Клавдиоцестрии и брат Элдола, муж величайшего разума и такой же набожности. Увидев стоявшего перед королем Хенгиста и потребовав, чтобы все умолкли, он возгласил: "Когда бы все настаивали на освобождении этого человека, я бы все-таки изрубил его на куски. И в этом поступил бы не иначе, чем пророк Самуил, который, захватив в свои руки Агага, царя амаликитян, изрубил того на куски, сказав: "Как меч твой жен лишал детей, так мать твоя между женами пусть лишена будет сына. Соответственно поступите и с тем, кто есть второй Агаг". Итак, Элдол обнажил меч, вывел Хенгиста из города и, снеся ему голову, отправил того в преисподнюю. А Аврелий, проявляя во всем умеренность, повелел предать его труп земле и насыпать над ним, как принято у язычников, намогильный холм.

126. Затем Аврелий повел свое войско к городу Эбораку, дабы разгромить в нем сына Хенгиста Окту. Хотя тот и засел в названном городе, его все же одолевали сомнения, стоит ли сопротивляться и защищать крепость от такого сонма врагов. Приняв, наконец, решение, Окта вместе с сопровождавшими его наиболее знатными приближенными вышел за городские стены с цепью в руке и с головою, посыпанной пеплом, и, представ пред королем, произнес: "Мои боги повержены, и я убежден, что властитель мира - твой Бог, принудивший столь многих знатных прийти к тебе и заявить о своей покорности. Итак, прими нас и вместе с нами вот эту цепь и, буде не подаришь нам милосердия, заключи нас, готовых безропотно претерпеть какую угодно казнь, в оковы". Тронутый этой покорностью, Аврелий повелел высказаться о том, как следует поступить со сдавшимися врагами. И вот, когда один предлагал одно, а другой - другое, поднялся епископ Элдад и изложил свое мнение в следующей речи: "Гаваони ты, придя по доброй воле к сынам Израиля, воззвали к ним о милосердии и его добились. Ужели мы, христиане, окажемся кровожаднее иудеев и откажем взывающим о милосердии: да будет явлено им милосердие! Остров Британия во многих местах пустынен. Дозволим же им, как будущим нашим союзникам, поселиться хотя бы в пустошах, и пусть они служат нам вечно и преданно". Король согласился с Эддадом и подарил воззвавшим к нему прощение. По приказу Окты явились к королю Эоза и прочие беглецы, которые также добились прощения. Аврелий предоставил им земли близ Скоттии и заключил с ними союз.

127. Сокрушив неприятеля, он созвал в Эборак наместников и военачальников королевства и предписал им восстановить разрушенные саксами церкви; сам же принялся отстраивать архиепископство этого города и остальные епископства области. По прошествии пятнадцати дней, разослав различных работников по различным местам, он отправился в Лондон, которого также не пощадило вражеское нашествие. Скорбя о разорении Лондона, он призвал отовсюду его уцелевших граждан и приступил к восстановлению города. Оставаясь там же, он правит своим государством, пробуждает погруженные в сон законы и раздает внукам поместья, утраченные еще их дедами. Что касается тех земель, притязать на которые было некому из-за гибели посреди стольких бедствий законных наследников, то он пожаловал ими своих соратников. Все его помыслы были сосредоточены на возрождении королевства, восстановлении церквей, укреплении мира и законности, соблюдении правосудия. Некоторое время спустя он отбыл в Винтонию, чтобы отстроить, подобно другим городам, и ее. Уладив все, что требовалось для ее восстановления, он по настоянию епископа Элдада прибыл в монастырь близ Каеркарадока, что ныне прозывается Салесберией, где покоились наместники и военачальники, которых коварно перебил нечестивец Хенгист. Там на горе Амбрия существовала обитель с тремястами братьями, которую, как говорят, основал некогда Амбрий. Увидев место, где были погребены усопшие, Аврелий, движимый состраданием к убиенным, пролил обильные слезы. Представшее перед ним навело его впоследствии на размышления всякого рода, и он стал обдумывать, каким образом подобает отметить это скорбное место; ведь он считал, что поросшая дерном земля, в которой сокрыты останки стольких именитых людей, павших за родину, безусловно достойна этого.

128. И вот, созвав отовсюду искусных в своем ремесле каменщиков и плотников, он повелел им хорошенько подумать и измыслить новое и доселе невиданное сооружение, которым он бы увековечил память столь многих мужей. Но все они, как один, не доверяя своим дарованиям, отказались выполнить его повеление. Пред королем, однако, предстал архиепископ Города Легионов по имени Треморин и сказал: "Если существует кто-либо способный взяться за приказанное тобой, то это прорицатель Вортегирна Мерлин. Полагаю, что во всем королевстве твоем нет никого, чей ум был бы проницательнее и прозорливее как в предсказаниях будущего, так и в придумывании хитроумных орудий. Прикажи доставить его к тебе. Пусть он покажет свои дарования и соорудит то, чего ты так страстно желаешь". Расспросив о Мерлине и немало узнав о нем, Аврелий разослал гонцов в различные области государства, чтобы те его разыскали и привезли к нему. Объездив многие земли, гонцы нашли Мерлина в краю гевиссеев у галабского источника, который он имел обыкновение посещать. Рассказав ему, чего от него хотят, они привезли его к государю. Тот с радостью принял Мерлина и повелел ему предсказать грядущее, рассчитывая услышать нечто поразительное. На это Мерлин ответил: "Тайны этого рода не подлежат раскрытию, если того не потребует крайняя необходимость. Ибо, если бы я изложил их ради забавы или теша свое тщеславие, во мне бы умолк просвещающий меня дух, и, буде в нем явилась бы надобность, он бы меня покинул". Сообщив Мерлину об отказе всех выполнить его, Аврелия, повеление, он не стал настаивать на прорицаниях будущего и рассказал ему о сооружении, которое он задумал. На это Мерлин заметил: "Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к Кольцу Великанов, которое находится на горе Килларао в Ибернии. Оно выложено камнями, с которыми никто из людей нашего времени не мог бы управиться, не подчинив искусства уму. Камни огромны, и нет никого, чья сила могла бы их сдвинуть. И если расположить эти глыбы вокруг площадки, где покоятся тела убиенных, так же, как это сделано там, они тут встанут навеки".

129. Услышав эти слова, Аврелий усмехнулся, заметив: "Как это так? Везти столь огромные камни из столь отдаленного королевства, точно в Британии не найдется камней для задуманного мною сооружения!" На это Мерлин ответил: "Понапрасну не смейся, ибо то, что я тебе предлагаю, отнюдь не пустое. Камни исполнены тайн и придают лечебные свойства различным снадобьям. Некогда великаны вывезли их из крайних пределов Африки и установили в Ибернии, где тогда обитали. Выдолбив в этих камнях углубления, они устроили для себя купальни, которыми пользовались, когда их одолевали недуги. Они поливали камни водой, углубления в них наполнялись ею, и недужные, погрузившись в нее, исцелялись. Они также примешивали истолченные в порошок камни к отварам из трав, и раны быстро затягивались. Там нет камня, который был бы лишен лекарственных свойств". Выслушав про все это, бритты порешили послать за камнями и сразиться с жителями Ибернии, если те воспротивятся их намерениям. Для выполнения этого замысла назначается брат короля Утерпендрагон с пятнадцатью тысячами вооруженных. Вместе со всеми король отправляет и Мерлина, дабы все вершилось по его указаниям и советам. Снарядив корабли, бритты выходят в море и с попутным ветром достигают Ибернии.

130. В ту пору царствовал в Ибернии Гилломаурий, юноша редкостной доблести. Узнав, что в его королевство прибыли бритты, он собрал сильное войско и двинулся им навстречу. Когда же ему сообщили, чем именно вызвано их прибытие, он рассмеялся и обратился к окружающим с такими словами: "Не удивляюсь, что невежественный народ мог разорить остров бриттов, ибо они неотесанные глупцы. Кто когда-нибудь слышал про такую нелепость? Неужто скалы в Ибернии лучше, чем на их острове, и в этом причина их вторжения в наше королевство? Вооружитесь, мужи, и защищайте родину вашу; пока я жив, им не взять из Кольца Великанов ни одного даже самого ничтожного камешка". Обнаружив, что войско короля Ибернии намерено сопротивляться, Утер поторопился вступить с ним в сражение. Возобладали бритты; искромсав и перебив неприятеля, они принудили Гилломаурия удариться в бегство.

Одержав победу, бритты поднялись на гору Килларао и, овладев каменным сооружением, возрадовались и дивились ему. И вот, когда они столпились вокруг него, подошел Мерлин и сказал: "Приложите, юноши, все свои силы и, двигая эти камни, постарайтесь понять, что могущественнее, сила или разум, разум или сила". Повинуясь его приказанию, они единодушно взялись за всевозможные орудия и приступили к разборке Кольца. Иные приготовили бечеву, иные канаты, иные лестницы, дабы довести до конца задуманное, но ничего не добились. Наблюдая за бесплодными их усилиями, Мерлин рассмеялся и измыслил свои собственные орудия. Затем, применив кое-какие необходимые приспособления, он сдвинул камни с невероятною легкостью; сдвинутые им глыбы он заставил перетащить к кораблям и на них погрузить. Ликуя, они отплыли в Британию и с попутными ветрами достигли ее, после чего привезенные камни доставляют к могилам убиенных мужей. Когда об этом доложили Аврелию, тот разослал гонцов в различные части Британии и повелел оповестить духовенство и жителей о доставке камней, а также, чтобы оповещенные им об этом собрались на горе Амбрия и с радостью, воздавая убитым почести, украсили их могилы. По его указу туда явились епископы и аббаты и прочие его подданные из всех сословий. И когда все собрались, и настал заранее назначенный день, Аврелий, возложив на свою голову королевский венец, отметил торжественно праздник Троицы и три последующих дня посвятил торжествам. Между тем он пожаловал своим приближенным еще свободные почетные должности, дабы вознаградить их за преданность и труды. Поскольку два архиепископства, а именно Эборакское и Города Легионов, не имели над собой глав, он, вняв единодушным пожеланиям их населения, Эборакское отдал Самсону, мужу знаменитому и прославленному величайшим своим благочестием, а Города Легионов - Дубрицию, на которого, как на достойного пастыря, указал божественный промысел. Уладив эти и другие дела в своем государстве, Аврелий повелел Мерлину установить вокруг могил убиенных камни, привезенные им из Ибернии, и тот, повинуясь королевскому приказанию, установил их вокруг могил не иначе, чем они были расставлены на горе Килларао в Ибернии, и доказал тем самым, что разум сильнее мощи.

131. В это самое время сын Вортегирна Пасценций, который укрылся в Германии, горя желанием отомстить за отца, возбуждал всех воинов этого королевства против Аврелия Амброзия, короля бриттов. Он сулил им горы золота и серебра, если подчинит с их помощью своей власти Британию. Наконец, соблазнив своими посулами множество юношей германского государства, он снарядил весьма сильный флот, подошел на нем к северным частям острова и принялся их разорять. Когда об этом известили короля Аврелия, он собрал свое войско, выступил навстречу противнику и принудил озверевших врагов к сражению. Те, приняв его вызов, устремились на бриттов и сошлись с ними в сече, но благодарение Господу, были побеждены и обращены в бегство.

132. Спасшись бегством, Пасценций не посмел вернуться в Германию, но, подставив паруса другим ветрам, приплыл в Ибернию к Гилломаурию, который оказал ему радушный прием. Он поведал Гилломаурию о своей неудаче, и тот, пожалев Пасценция, обещал ему помощь и посетовал на обиду, которую претерпел от брата Аврелия Утера, лишившего его Кольца Великанов. Заключив, в конце концов, между собою союз, они снарядили корабли и, взойдя на них, прибыли к городу Меневии. Когда об этом стало известно, Утерпендрагон, собрав множество вооруженных, направился в Камбрию и сразился с пришельцами. Ведь в ту пору его брат Аврелий, настигнутый тяжелым недугом, лежал в городе Винтонии и не мог самолично пойти на врагов. Молва об этом дошла до Пасценция и Гилломаурия, а также до находившихся при них саксов, и все они очень обрадовались, так как рассчитывали, что его болезнь намного им облегчит покорение всего королевства. И вот, когда в народе шли бесконечные толки об этом, перед Пасценцием предстал один сакс по имени Эопа и спросил его: "Какими дарами обогатишь ты человека, который в угоду тебе умертвит Аврелия Амброзия?" Пасценций ответил: "О, если бы я отыскал такого, кто бы взялся за это, я бы одарил его тысячей фунтов серебра и своей дружбой до гроба. А буде счастье мне улыбнется и я овладею королевским венцом, я поставлю его центурионом и в подтверждение моих слов клянусь".

Тогда Эопа сказал: "Я изучил язык бриттов, я знаю их нравы, я сведущ во врачебном искусстве. Если ты и впрямь выполнишь свое обещание, я назовусь христианином и бриттом, проникну к королю как врач и дам ему снадобье, от которого он умрет. И чтобы облегчить себе доступ к одру больного, я себя выдам за благочестивейшего и сведущего во всех правилах веры монаха". Обнадеженный словами Эопы, Пасценций договаривается с ним обо всем и клятвенно подтверждает свои обещания. Итак, Эопа сбривает бороду и волосы на макушке и облачается в монашескую одежду; прихватив с собою сосуды с лекарствами, он пускается по дороге в Винтонию. Придя в город, Эопа отвешивает низкий поклон сановникам и встречает в их глазах благосклонность - ведь для них не было ничего желаннее, чем опытный врач. Итак, впущенный в королевскую опочивальню и приведенный к постели короля, он заверяет, что вернет ему утраченное здоровье, если тот не откажется испить его снадобье. Эопа примешал к нему яду и протянул питье государю. Аврелий взял его в руку и проглотил, а нечестивый амброн тотчас же велел ему закутаться в покрывало и поскорее уснуть, дабы его гнусное снадобье лучше подействовало. Король поверил уговорам предателя и, надеясь, что к нему вернется здоровье, заснул. Яд проник внутрь по жилам и жилкам тела, и во сне наступила смерть, которая никого не щадит. Тем временем мерзкий предатель неприметно проскользнул между придворными, и никто из них его больше не видел.

133. Пока это происходило в Винтонии, на небе показалась звезда огромной величины и яркости. Она испускала один-единственный луч, но на этом луче висела раскаленная глыба, растянутая вширь подобно дракону, из пасти которого вырывались еще два луча, один из коих, как казалось, тянулся в длину дальше галльских пределов, а второй, склонявшийся в сторону моря у берегов Ибернии, оканчивался семью лучами поменьше. Появление упомянутой выше звезды потрясло страхом и удивлением всех, кто ее видел. Брат короля Утер, гнавшийся в Камбрии за вражеским войском и потрясенный не меньшим страхом, чем остальные, посетил некоторых ученых, дабы те ему сообщили, что именно предвещает эта звезда. Среди прочих он повелел призвать к нему также Мерлина - ведь тот находился при войске, дабы битвы велись согласно его советам. Представ перед полководцем, он получил повеление изъяснить знамение, явленное этой звездой. Разрыдавшись и лишь понемногу обретя спокойствие духа, Мерлин сказал: "О непоправимый урон! О осиротевший народ Британии? Скончался знаменитый король бриттов Аврелий Амброзии, со смертью которого погибнем и мы, если Господь не придет нам на помощь. Итак, торопись, Утер, благороднейший вождь, и не откладывай битвы с противником; тебя осенит победа, и ты станешь королем всей Британии. Ведь это тебя обозначают эта звезда и дракон под ней. Луч, протянувшийся к галльскому побережью, возвещает, что у тебя будет наделенный величайшим могуществом сын, господству коего подчинятся все королевства, которые он возьмет под свою руку. Что до второго луча, то обозначает он дочь твою, сыновья и внуки которой будут друг за другом властителями Британии".

134. И Утер, все еще сомневаясь, достоверно ли прорицание Мерлина, продолжал начатое им ранее наступление на врагов. Он уже почти дошел до Меневии, так что до нее оставалось не более половины дневного пути. Когда о его приближении стало известно Пасценцию, Гилломаурию и находившимся при них саксам, они вышли ему навстречу и с ним столкнулись. Увидев друг друга, противники, каждый в своем стане, построились в боевые порядки и, сойдясь вплотную, сразились; в сражении с той и с другой стороны, как обычно в подобных случаях, погибает множество воинов. Наконец, по миновании большой части дня, одолел все же Утер и после того, как были убиты Гилломаурий и Пасценций, нанес сокрушительное поражение неприятелю. Бегущие чужеземцы торопились добраться до своих кораблей, но и, спасаясь бегством, гибли под ударами преследовавших их бриттов. Итак, по милости Христа, победа досталась вождю, который после стольких трудов двинулся с наивозможною быстротой к Винтонии. Но вскоре высланные к нему гонцы сообщили о случившемся с их королем и что епископы всей страны предадут его погребению возле монастыря Амбрия, внутри Кольца Великанов, которое Аврелий распорядился соорудить ранее. Услышав о смерти властителя, в Винтонию прибыли епископы и аббаты, а также все духовенство той области и позаботились устроить достойные столь великого государя похороны, и, поскольку он, будучи здравым и невредимым, наказал предать его тело земле на кладбище, которое он сам и украсил, его прах отнесли туда и там погребли с царскими почестями.

135. А его брат Утер, созвав духовенство страны и народ, унаследовал королевский венец и с одобрения всех взошел на престол. Помня истолкование, данное Мерлином упомянутой выше звезде, он приказал изготовить из золота двух драконов, точно таких, как тот, которого он увидел на главном луче звезды. По изготовлении этих дивной работы драконов одного из них он пожертвовал архиепископской церкви Винтонии, а второго удержал за собой, дабы его несли перед ним в сражениях. С того времени новый король стал именоваться Утерпендрагоном, что переводится с языка бриттов как Утер голова драконья. Это прозвание он присвоил себе из-за того, что Мерлин, увидев на небе дракона, напророчил Утеру королевский венец.

136. Между тем сын Хенгиста Окта, а также родич его Эоза, сочтя себя отныне свободными от обязательств, которые налагал на них договор с Аврелием, замыслили потревожить короля и увеличить численность своих соплеменников. В этих целях они привлекли в свое войско саксов, которых Пасценций привел с собою, и послали за другими гонцов в Германию. И вот набранные там в огромном количестве шайки хлынули в северные области острова; свирепые и разнузданные, они не успокоились прежде, чем разрушили и разорили города и поселки от Альбании до Эборака. Подступив к нему, они обложили этот город осадой, но со всеми силами своего королевства туда пришел Утерпендрагон и сразился с ними. Саксы отчаянно сопротивлялись и, отразив осаждавших бриттов, обратили тех в бегство.

Одержав победу, они неотступно преследовали отступавших вплоть до горы Дамен, пока не закатилось солнце и вместе с ним не угас день. Была же эта гора крутой и заросшей у вершины орешником, в средней части своей окаймленной обрывистыми утесами, и служила надежным приютом для диких зверей. Ее заняли бритты и всю ночь провели среди скал и орешника. Когда же Большая Медведица начала опускаться, Утер приказал созвать наместников и военачальников, дабы обсудить вместе с ними, как лучше всего напасть на врага. Все не замедлили предстать пред королем, который велел им высказать свое мнение; первое слово они предоставили наместнику Корнубии Горлою. Был же он мужем острого разума и зрелого возраста. И он сказал так: "Пока, как мы видим, все еще ночь, ни к чему пространные речи и препирательства. Нам нужно использовать отвагу и силу, если хочешь и дальше наслаждаться жизнью, а также свободой. Язычников - тьма, и они жаждут сразиться; нас же намного меньше. Если мы станем дожидаться наступления дня, то нам, я полагаю, будет невыгодно затевать с ними бой. Так вот, пока не забрезжил рассвет, давайте двинемся густыми рядами и внезапно бросимся на врагов в их собственном лагере. Ибо, раз они ни о чем не подозревают и не предвидят нашего нападения, мы, несомненно, их разгромим, буде отважно и в единодушном порыве на них обрушимся". Королю и всем высказанное Горлоем пришлось по душе и их убедило. Воины вооружились и, построившись в боевые порядки, устремляются на неприятельский лагерь и всей душой жаждут кинуться на противника. Но когда они уже почти подошли к нему, их обнаружили часовые, которые, затрубив в рожки, разбудили своих погруженных в сон сотоварищей. Вскочившие по тревоге и ошеломленные неожиданностью враги частью, а именно там, где бритты наскакивают на них, охваченные смертельным страхом, разбегаются в разные стороны. А бритты, наступая плотными рядами, быстро подходят вплотную к лагерю и в него вторгаются, и, так как им больше не нужно было таиться, кидаются, обнажив мечи, на врагов. Те, застигнутые врасплох, начинают нерешительно сопротивляться, ибо не сразу проникаются былою отвагой. Бритты ожесточенно на них набрасываются, намереваясь их перебить, и тысячами истребляют язычников. Наконец, Окта и Эоза были захвачены в плен, а саксы - рассеяны.

137. После этой победы Утерпендрагон направился в город Алклуд: овладев прилегающей к нему областью, он повсюду восстановил мир. Затем он обошел все земли скоттов и укротил этот мятежный народ. Как никто из его предшественников, он заботился о строжайшем соблюдении правосудия во всех подвластных ему краях. В дни его царствования трепетали все чинившие беззакония, ибо он их беспощадно карал. Усмирив северные области острова, Утерпендрагон прибыл в Лондон и приказал содержать там в темнице Окту и Эозу. В связи с приближением праздника Пасхи он повелел сановникам государства собраться в названном городе, так как, намереваясь возложить на себя корону, хотел торжественно отметить столь знаменательный день. Все повиновались королевскому распоряжению и, выехав кто откуда из разных городов государства, собрались ко двору в канун праздника. Итак, король отметил торжественный день, как задумал, и предавался удовольствиям вместе со своими сановниками. Все были охвачены радостью, да и он, принимая их, искренне был обрадован; ведь приехало вместе с женами и дочерьми столько знатных мужей, достойных присутствовать на веселом пиршестве!

Среди прочих прибыл ко двору и наместник Корнубии Горлой с женой Ингерной, которая своей красотой затмевала всех женщин Британии. Когда король увидел ее между другими женщинами, он сразу возгорелся такой страстью к ней, что, позабыв об остальных, все свое внимание отдал ей одной. Только ей он беспрестанно отправлял всевозможные кушанья, посылал со своими друзьями-посредниками золотые кубки с вином. Многое множество раз он, смотря на нее, ей улыбался и, обращаясь к ней, то и дело шутил. Когда это приметил муж, он, не испросив разрешения, поспешно покинул двор. И не было никого, кто мог бы его там удержать, ибо ничего он так не страшился, как потерять ту, кого любил превыше всего. Разгневанный Утер повелел Горлою вернуться к его двору, дабы тот принес извинение за нанесенную им обиду. Горлой не пожелал повиноваться королю, и Утер, придя в неистовство, поклялся, что опустошит его земли, если тот не поторопится явиться к нему с повинной. Взаимная неприязнь не оставляла ни одного, ни другого, и король, собрав сильное войско, пошел на земли Корнубии и принялся жечь ее города и поселки. А Горлой не решался сойтись с королем в битве, так как воинов у него было намного меньше, чем у того. По этой причине Горлой предпочел заняться укреплением своих городов, пока не подоспеет из Ибернии запрошенная им помощь. Больше тревожась о жене, чем о себе самом, он отослал ее в город Тинтаголь, расположенный на берегу моря, так как считал его наиболее надежным убежищем. Сам он заперся в укреплении Димилиок, дабы, если грянет беда, они оба подверглись схожим невзгодам. Когда об этом доложили королю, тот подошел к укреплению, в котором укрылся Горлой, и его осадил, преградив в него всякий доступ.

По прошествии недели, томясь своею страстью к Ингерне, Утерпендрагон призвал к себе Ульфина из Ридкарадока, своего друга и соратника, и в следующих словах поведал ему о том, чего так пылко жаждал: "Я сгораю от страсти к Ингерне и думаю, что моему телу не избежать великой опасности, если я не овладею этой женщиной. Так подай мне совет, каким образом я мог бы удовлетворить мою страсть, иначе я погибну истерзанный муками". На это Ульфин ответил: "Но кто же способен подать тебе полезный совет? Ибо нет такой силы, благодаря которой мы могли бы проникнуть к Ингерне, пребывающей в крепости Тинтаголь. Ведь эта крепость расположена на море и со всех сторон омывается им; проникнуть в нее можно только узкой тропой на крутой скале. Воспрепятствовать этому не составит труда и трем вооруженным воинам, будь против них хоть все британское королевство. Однако, если поможет провидец Мерлин, думаю, что, воспользовавшись его советом, ты добьешься желанного". Веря во всемогущество Мерлина, король приказал вызвать его - ведь тот находился среди осаждающих. Мерлин был немедленно вызван и, представ перед королем, получил от него повеление посоветовать, что следует предпринять, чтобы король мог утолить свою страсть к Ингерне. Убедившись, что Утер и вправду обуреваем безудержным влечением к ней, провидец, тронутый столь пламенной любовью царя, сказал: "Дабы ты достиг чаемого тобой, нужно прибегнуть к неведомым тебе и неслыханным в твое время способам. Применив различные снадобья, я могу придать тебе облик Горлоя, так что ты во всем будешь точным его подобием. Итак, если последуешь моим указаниям, я преображу тебя во второго Горлоя, а Ульфина - в Иордана из Тинтаголя, его приближенного. Сам я, тоже под чужою личиной, буду сопутствовать вам, и ты сможешь безопасно войти в крепость и проникнуть к Ингерке".

Король последовал указаниям Мерлина и во всем ему подчинился. Повелев приближенным не ослаблять осады, он доверился снадобьям Мерлина и преобразился в Горлоя. Преобразился и Ульфин в Иордана, а Мерлин в Бритаэля, так что у них не осталось ни тени сходства с самими собой. Они пустились в путь в сторону Тинтаголя и в сумерки подошли к этой крепости. Тут же объявили они привратнику, что прибыл наместник; перед ними распахнулись ворота, и трех этих мужей беспрепятственно пропустили. Могло ли произойти по-иному, раз все были убеждены, что перед ними не кто иной, как Горлой? Всю эту ночь король пробыл с Ингерной и насытился желанною близостью. Ведь и ее обманул его облик, обманули и лживые речи, которые он искусно и складно строил. Он рассказал, что тайком покинул осажденную крепость, дабы вкусить от любимой столь желанное наслаждение и побывать в своем городе. И та, не сомневаясь в правдивости его слов, не отказала ему ни в чем, чего бы он ни пожелал. Именно в эту ночь зачала она прославленного Артура, который, чтобы прославиться, свершил деяния редкостной доблести.

138. Между тем, когда стало известно, что короля Утера среди осаждающих нет, войско сгоряча вознамерилось пробить проломы в крепостных стенах и заставить осажденного выйти из города и сразиться. Тот также погорячился и вышел из крепости со своими соратниками, сочтя, что, хоть и с малыми силами, все же сможет противостоять такому сонму врагов. Началась борьба, и одним из первых пал в ней Горлой, а его сотоварищи были разгромлены и рассеяны. Осажденный город был взят, и захваченная в нем победителями добыча разделена между ними отнюдь не поровну. Ибо каждый хватал для себя жадной лапой все, что доставили ему удача и смелость. После того как свершилось это дерзостное деяние, к Ингерне явились гонцы, дабы возвестить ей и гибель наместника и исход осады. Но увидев короля, сидящего рядом с нею в облике наместника, они смешались и поразились, так как, оставив его убитым в бою, обнаружили, что он живой и невредимый перед ними. Ведь они не знали, что сотворили снадобья Мерлина. Узнав о толках по этому поводу, Утер усмехнулся и, обнимая Ингерну, сказал: "Как видишь, я не убит, но живу. Скорблю, однако, о разрушении моего города и о гибели моих сотоварищей. А нам следует опасаться, как бы сюда не нагрянул король и не захватил нас в крепости. Итак, я отправлюсь ему навстречу и заключу с ним мир, дабы на нашу долю не выпало чего-нибудь еще худшего". Покинув Ингерну, он направился к своему войску и, преобразившись из Горлоя в себя самого, предстал пред своими как Утерпендрагон. Узнав о происшедшем в его отсутствие, он был огорчен гибелью Горлоя, но возрадовался, что Ингерна освободилась от супружеских уз. Вернувшись вслед за тем в Тинтаголь, он захватил город и, взяв за себя Ингерну, осуществил таким образом свои заветные чаянья.

139. По истечении известного времени короля одолел недуг и долго его терзал. Между тем стражи темницы, в которой, как я упомянул выше, томились в праздности Окта с Эозой, бежали вместе с ними в Германию и переполошили своим побегом все королевство. Молва утверждала, что Окта с Эозой всколыхнули Германию и снарядили огромный флот, намереваясь вернуться на остров и беспощадно расправиться с ним. Что и произошло. Они вернулись с огромным флотом и бесчисленными союзниками и, вторгшись в земли Альбании, принялись жечь города и истреблять огнем ее жителей. Войско бриттов препоручается Лоту из Лодонезии, дабы тот отбросил врагов. Был же он правителем Лейла, отличнейшим воином, зрелым годами и наделенным выдающимся благоразумием. Наслышанный о его прославленной доблести, король отдал за него дочь свою Анну и доверил его попечению свое королевство, покуда сам одолеваем недугом. Выступив против врагов, Лот неоднократно бывал ими отброшен, так что вынужден был отсиживаться за стенами городов; впрочем, чаще он обращал неприятеля в бегство, нанося ему сокрушительные удары и принуждая его устремляться в леса или на корабли. Борьба между обоими станами шла с переменным успехом, и все еще оставалось неясным, к кому склонится победа. Жителям острова вредила присущая им надменность, из-за которой они считали оскорбительным для себя повиноваться воле военачальника. И по этой причине, уступая в силе противнику, они не могли его одолеть.

140. И вот, когда враги успели уже почти опустошить остров и об этом сообщили королю Утерпендрагону, тот распалился неистовым гневом и, преодолевая свою болезнь, повелел всем сановникам государства предстать перед ним, дабы выбранить их за надменность и слабость. Увидев перед собою созванных, он принялся их упрекать и винить и поклялся, что самолично поведет свое войско в бой. Итак, Утерпендрагон приказал изготовить носилки, лежа на которых он будет перемещаться вместе со всеми, ибо болезнь отказывает ему в другом способе передвижения. Он наказал также пребывать в полной готовности, дабы, как только сложатся благоприятные обстоятельства, сразу же двинуться на неприятеля. Носилки были незамедлительно изготовлены, все приготовились, благоприятный день наступил.

141. Уложив короля на носилки, они направились к городу Вероламию, где саксы мучили все его население. Когда Окту и Эозу оповестили о подходе бриттов во главе с их королем на носилках, они сочли недостойным сразиться с тем, кто приближался к ним на одре. Они говорили, что он полутруп и что столь великим мужам, как они, непристойно биться с человеком в таком состоянии.

Враги удалились в город и как если бы ничего не страшились, оставили его ворота настежь распахнутыми. А Утер, едва ему доложили об этом, приказал спешно обложить осадою город и взять его приступом. Повинуясь его приказу, бритты осадили названный город и принялись взбираться на его крепостные стены. Одолевая и истребляя саксов и почти сравняв с землей укрепления, они ворвались бы в город, если бы саксы не стали отчаянно сопротивляться. И так как бритты одерживали над ними верх, враги, досадуя на свою былую надменность, решили обороняться до последней возможности. Взобравшись на стены, они отражали бриттов всевозможным оружием. Наконец, ночь пресекла ожесточенные схватки и призвала воинов отложить оружие и погрузиться в сон. Этого сна жаждали многие, но еще больше было жаждавших измыслить нечто такое, что помогло бы им уничтожить противника. поняв, что их надменность была им во вред и что победа склоняется на сторону бриттов, саксы надумали выйти на рассвете из города и заставить врагов сразиться с ними в открытом поле. Так и произошло. Ибо как только Титан выкатил день, они выступили из города плотными толпами, чтобы осуществить задуманное. Заметив это, бритты разделили своих воинов на отряды и, выйдя навстречу врагам, первыми напали на них. Саксы упорно сопротивляются, в свою очередь нападают на бриттов, и оба стана наносят друг другу жестокий урон. В конце концов, по миновании большой части дня, победа досталась Утерпендрагону, а Окта и Эоза были убиты, после чего саксы бежали. Король преисполнился такой радости, что, хотя до этого не мог без чужой помощи приподняться, теперь, употребив небольшое усилие, распрямился и сел на носилках, как если бы к нему внезапно пришло исцеление. Рассмеявшись, он бодрым голосом произнес: "Амброны именовали меня полумертвым королем, потому что, скованный немощью, я лежал на носилках. Я и вправду таков. Но я предпочитаю быть полумертвым и их разить, чем, оставаясь здравым и невредимым, терпеть от них поражения. Лучше умереть с честью, чем жить в позоре".

142. Побежденные саксы не отказались, однако, от своих злонамеренных замыслов и, вступив в северные края, непрестанно терзали их обитателей. Король Утер пылал желанием их преследовать, как задумал ранее, но окружающие военачальники отговорили его от этого, так как после победы его болезнь усилилась. Осмелев по этой причине, враги стали напористее и любыми способами стараются подчинить себе остров. Прибегая к обычному своему коварству, они принимаются лихорадочно измышлять способы, как предательски умертвить короля, и, так как других возможностей не представлялось, решают погубить его ядом. Это и было приведено в исполнение. И вот, когда недужный Утерпендрагон лежал в городе Вероламии, они направили туда своих соглядатаев в убогой одежде, дабы те разведали, как обстоят дела при дворе. Разведав все, что им было поручено, они, помимо того, приискали одного человека, которого избрали исполнителем своего вероломного замысла. Невдалеке от дворца был источник чистейшей воды, которую только и пил Утерпендрагон, так как из-за болезни воздерживался от всех прочих напитков. Придя к источнику, гнусные предатели обложили его со всех сторон ядом, так что вся сочащаяся из него вода была им отравлена. И вот король, выпив ее, скоропостижно умер. После него погибла еще сотня людей, пока, по раскрытии мерзостного обмана, этот источник не забросали целым холмом земли. Когда распространилась весть о кончине властителя, прибыли ко двору епископы с духовенством и, отнеся его тело в обитель Амбрия, погребли усопшего с королевскими почестями внутри Кольца Великанов рядом с Аврелием Амброзией.

143. После кончины Утерпендрагона со всех концов острова собрались в Силецестрию знатные бритты и обратились к Дубрицию, архиепископу Города Легионов, с просьбой увенчать королевской короной Артура, сына покойного государя. Их побуждала к этому настоятельная необходимость, так как, прослышав о смерти вышеупомянутого короля, саксы призвали из Германии своих соплеменников и под предводительством Кольгрима пытались изгнать отовсюду бриттов. Они полностью подчинили себе все земли, простирающиеся от реки Хумбера вплоть до Катанензийского моря. Скорбя о бедственном положении родины, Дубриций созвал епископов и возложил на Артура королевский венец.

Отроку Артуру было пятнадцать лет, и он отличался неслыханной доблестью и такою же щедростью. Его врожденная благожелательность настолько привлекала к нему, что не было почти никого, кто бы его не любил. Итак, увенчанный королевской короной и соблюдая давний обычай, он принялся осыпать народ своими щедротами. К нему стекалось такое множество воинов, что у него стало не хватать средств на раздачи. Кому свойственны от природы щедрость и доблесть, тому, хотя он порой и испытывает трудности, никогда не повредит его вечная бедность.

И вот Артур, поскольку доблесть сопутствовала в нем щедрости, решил потревожить саксов, дабы, завладев их богатствами, распределить их между теми, кого он вел за собой. Ведь к этому его побуждала уверенность в том, что он добивается лишь восстановления справедливости, ибо по праву наследования лишь ему одному принадлежала власть над всем островом. Итак, объединив вокруг себя молодежь, он направился к Эбораку. Когда это стало известно Кольгриму, тот, собрав саксов, скоттов и пиктов, направился навстречу ему с превеликим их множеством к реке Дуглас, где оба войска, сойдясь в сражении, в большей части своей были истреблены. Победу все-таки одержал Артур и, преследуя бегущего Кольгрима, достиг Эборака и его осадил. Прослышав о бегстве брата, Бальдульф с шестью тысячами воинов двинулся на осаждающих, дабы выручить Кольгрима, запертого в названном городе. Сам же Бальдульф, пока Кольгрим сражался с Артуром, поджидал на морском побережье прибытия военачальника Хельдрика, который должен был приплыть на помощь ему из Германии. Остановившись в десяти милях от Эборака, он решил преодолеть их в ночное время, дабы поутру внезапно напасть на бриттов. Оповещенный об этом замысле неприятеля, Артур приказал наместнику Корнубии Кадору выйти той же ночью навстречу врагам с шестьюстами всадников и тремя тысячами пехотинцев.

Этот Кадор, вызнав, по какой дороге идут враги, неожиданно налетел на них и, рассеяв и перебив саксов, принудил их к бегству. Безмерно встревоженный Бальдульф, так как не смог оказать брату помощь, принялся размышлять, как ему все-таки с ним повидаться. Он полагал, что, обменявшись мнениями, они, может быть, и придумают что-нибудь во спасение им обоим. Так как проникнуть к Кольгриму у него иной возможности не было, он обрезал волосы на голове, сбрил бороду и принял облик странствующего певца с кифарой в руках. Бродя по лагерю бриттов и играя на своей лире сочиняемые им песенки, он изображал собой кифареда. И так как этот певец ни в ком не вызывал ни малейшего подозрения, он мало-помалу добрался до городских стен, ни разу ничем не выдав себя. Наконец, узнанный осажденными, он на веревке был втащен на стены и препровожден к брату. И тут, оказавшись в объятиях Кольгрима и обменявшись с ним горячими поцелуями, он стал сам собою. Но когда после бесконечных размышлений и обсуждений они пришли было в отчаяние, возвратились послы из Германии, которые привели в Альбанию шестьсот кораблей, заполненных отважными воинами, коих возглавлял Хельдрик. Прослышав про это, советники убедили Артура не продолжать дольше осады, ибо, если нагрянет подобная тьма врагов, исход столкновения с ними может оказаться сомнительным.

144. Итак, Артур, вняв совету своих приближенных, отошел в город Лондон. Там, созвав духовенство и сановников всего своего королевства, он обратился к ним за советом, как лучше всего и всего надежнее поступить для отражения вражеского нашествия. По единодушно принятому решению отправляют послов к королю Хоелу в Арморику, дабы те сообщили ему о постигшем Британию бедствии. Был же Хоел сыном сестры Артура, родившимся от Будиция, короля армориканских бриттов. Тот, выслушав сообщение об одолевавшей его дядю тревоге, приказал снарядить флот и, собрав пятнадцать тысяч вооруженных мужей, вышел в море с первым попутным ветром и высадился в Гавани Гамона. Артур принял его с должным почетом, и они многократно заключили друг друга в объятия.

145. По прошествии нескольких дней Артур выступил к городу Каерлюдкойту, осажденному упомянутыми выше язычниками; находится же он в Линдезейской области между двух рек и высится на горе; другое его название - Линдоколин. Придя туда со всем своим войском, дядя и племянник сразились с саксами, нанеся тем неслыханные потери. В этот день их погибло шесть тысяч, частью утонувших в обеих реках, частью пораженных на поле боя. Остальные, потрясенные этим, бросив осаду, пустились в бегство. Артур не прекращал их преследования, пока они не укрылись в Колидонском лесу. Стянувшись туда и оправившись после бегства, они вознамерились сопротивляться Артуру. Началась битва, и, мужественно обороняясь, саксы учиняют бриттам побоище. Прячась между деревьями, сами они укрываются от бриттских копий и стрел. Заметив уловку их, Артур приказал срубить деревья на этом участке, а их стволы разбросать вокруг и таким образом преградить врагам выход из леса. Он хотел заставить их запертых отовсюду биться, пока они не будут сломлены голодом. Проделав это, Артур приказал своим воинам окружить лес и оставался тут трое суток. Когда у саксов не осталось пищи, они, дабы не погибнуть от голода, предложили Артуру заключить соглашение: пусть он разрешит им свободный проход, а они, оставив все золото и серебро, а также заложников, беспрепятственно возвратятся на своих кораблях в Германию. Испросив совета у приближенных. Артур удовлетворил эту просьбу. Он удержал за собой все неприятельское имущество и в обеспечение выплаты обусловленной дани также заложников, после чего дозволил врагам удалиться.

146. Возвращаясь на родину и бороздя водную хлябь, они стали досадовать на заключенные перед тем договоры, и, повернув паруса, возвратились в Британию, и пристали к Тотонезскому берегу. Высадившись на сушу, они опустошают всю область вплоть до Сабрины, поражая жителей смертельными ранами. Затем они устремляются к Бадону и облагают осадою названный город. Когда королю стало об этом известно, потрясенный сверх всякой меры их вероломством, он приказывает устроить суд над оставленными ими заложниками и незамедлительно их повесить. Он прерывает поход, цель которого состояла в усмирении скоттов и пиктов, и торопится освободить от осады названный город, терзаясь одновременно мучительным беспокойством, так как покинул в городе Алклуд настигнутого болезнью Хоела, своего племянника. Войдя затем в сомерсетскую область и увидев с недалекого расстояния картину осады, он произнес следующие слова: "Так как бесчестнейшие и богомерзкие саксы нарушили верность своему слову, я намерен, храня верность моему Господу, сегодня же отомстить им за кровь моих соотечественников. Вооружайтесь, мужи, вооружайтесь и давайте отважно сразимся с ними, и с Христовой помощью мы несомненно их одолеем".

147. После того как он это сказал, святой Дубриций, архиепископ Города Легионов, взойдя на вершину одной горы, во весь голос воскликнул: "Прославленные мужи христианского исповедания, да живет в вас неизбывная скорбь о вашей родине и ваших согражданах, которых язычники предательски истребляют, и да будут они вам вечным укором, если вы не поторопитесь их защитить. Деритесь за родину вашу и претерпите за нее самую смерть, буде она вас настигнет. Ведь она - победа души и ее исцеление. Кто приемлет смерть за братьев своих, тот отдает себя Богу живою жертвою и не колеблется последовать за Христом, который удостоил положить душу свою за братьев своих. Итак, если в этом сражении смерть похитит кого-либо из вас, да будет она для него, если он не устрашится ее принять, как подобает, искуплением и прощением всех неправедных поступков его".

Воодушевленные напутственным словом святого мужа, все торопятся вооружиться и последовать его наставлениям. Сам Артур, облаченный в достойную столь могущественного короля кольчугу, надевает на голову золотой шлем с изваянным на нем драконом, на плечи вешает щит, именуемый Придвеном, с изображенным на нем ликом Богоматери Девы Марии, который постоянно его призывал ни на мгновение не забывать о ней. Еще он препоясывает себя Калибурном, отличным мечом, изготовленным на острове Аваллона, и берет в десницу свою копье, которое называлось Рон - копье это было длинным и широким, удобным в схватках.

Затем, распределив свои силы, он отважно напал на саксов, расставленных по их обыкновению клиньями. Те весь день мужественно сопротивлялись, в свою очередь кидаясь на бриттов. Наконец, когда солнце стало склоняться к закату, они занимают гору, рассчитывая на нее, как на крепость. Понадеявшись на свою многочисленность, они поверили, что им достаточно горы самой по себе. Но после того, как солнце принесло с собой новый день, Артур во главе своего войска поднялся на вершину занятой врагами горы, потеряв во время подъема многих своих. Ибо саксы, сбегая сверху, с большей легкостью наносили раны, ведь на спуске их бег был стремительней, чем у бриттов, взбиравшихся наверх. Однако бритты, с величайшим трудом завладев вершиной, немедленно начинают рубиться с врагами. Те грудью встречают удары и бьются изо всех сил, чтобы выстоять. По миновании значительной части дня Артур, раздосадованный, что его воины, достигнув стольких успехов, все еще не одержали победы, обнажает свой меч Калибурн и, воззвав к Деве Марии, врывается в густые ряды врагов. Кого бы он ни настиг, того, призывая Бога на помощь, он с одного удара поражал насмерть. И он не успокоился до тех пор, пока единолично не уничтожил мечом Калибурном четырехсот семидесяти неприятельских воинов. Будучи свидетелями деяний своего короля, бритты сомкнутыми рядами кидаются следом за ним, повсюду опрокидывая врагов. Там пали Кольгрим, его брат Бальдульф и еще многие тысячи из их войска. А Хельдрик, узнав о разгроме своих соратников, тут же вместе со всеми прочими ударился в бегство.

148. Одержав решительную победу, король приказал правителю Корнубии Кадору преследовать Хельдрика, а сам поспешил двинуться на Альбанию. Ведь его оповестили о том, что скотты и пикты осадили Хоеля в городе Алклуде, где того, как я сказал выше, оставили тяжело больным. По этой причине он торопился ему на выручку, опасаясь, как бы иноземцы не захватили город. А правитель Корнубии во главе десяти тысяч воинов не стал преследовать обратившихся в бегство саксов, но решил сначала стремительным нападением захватить их корабли, чтобы воспрепятствовать им укрыться на них. Овладев ими, он поместил на этих судах своих лучших воинов, дабы те не допустили на них язычников. Вслед за тем он торопится настигнуть врагов, неотступно идет за ними и, выполняя приказ Артура, беспощадно их истребляет. Те, кто совсем недавно пылали прирожденною яростью, пав духом и трусливо уповая найти спасение в бегстве, забираются порой в глушь лесов или пещеры на склонах гор, лишь бы было где продлить себе жизнь. Наконец, так как надежного убежища для них не нашлось, они перебираются беспорядочною толпой на остров Танет. Но правитель Корнубии их не оставляет в покое и там, по своему обыкновению, расправляясь с ними, и не успокаивается до тех пор, пока после гибели Хельдрика не принудил всех к безоговорочной сдаче и не взял заложников.

149. По заключении мира он направился в Алклуд, уже освобожденный Артуром от осады. Затем он повел свое войско к Мурейфе, где находились в окружении скотты и пикты, которые, в третий раз выступив против короля и его племянника, были отброшены вплоть до названной области. Добравшись до озера Лумоной, они в поисках безопасных пристанищ заняли разбросанные на нем острова. Это озеро, на котором лежит шестьдесят островов, принимает в себя шестьдесят рек, но в море не вытекает из него ни одной. Известно также, что на этих островах высится шестьдесят скал с орлиным гнездом на каждой и что сюда всякий год прилетают орлы, пронзительным клекотом оповещающие о событиях, которые произойдут в государстве. На эти именно острова и бежали вышеупомянутые враги, рассчитывая, что их защитит само озеро, но оно мало им помогло, ибо Артур, собрав ладьи, спустился в него по рекам и, осадив беглецов, за пятнадцать суток до того изнурил их голодом, что они начали умирать тысячами. И пока он таким образом на них наседал, король Ибернии Гилломаурий прибыл на кораблях с огромным числом иноземцев, дабы выручить их из беды. Прервав осаду засевших на островах, Артур обратил оружие против ибернцев и, беспощадно разделавшись с ними, принудил их убраться домой. Одержав победу, он возобновил истребление племен скоттов и пиктов, действуя с неумолимой жестокостью. И так как он не щадил никого из тех, кого ему удавалось настигнуть, собрались все епископы этой несчастной страны со всем подчиненным им духовенством и босые, неся мощи святых и церковные святыни, вознамерились ради спасения своего народа воззвать к милосердию государя. Представ пред ним, они на коленях стали его молить о даровании милости поверженному народу. Тот наказан уже предостаточно, и нет нужды истреблять до последнего тех немногих, кто еще уцелел; пусть он дозволит им - готовым нести на себе ярмо вечного рабства - владеть хотя бы частичкой родины. И когда они умоляли короля описанным образом, слезы святых мужей вызвали в нем сострадание, и он уступил смиренным их просьбам.

150. По завершении этих деяний Хоел приступает к обозрению упомянутого озера и дивится тому, что здесь такое множество рек, островов, скал и орлиных гнезд. И хотя все это, на его взгляд, было истинным чудом, подошедший Артур сообщил ему о еще более поразительном озерке в том же краю.Оно находилось поблизости и было шириной в двадцать стоп при такой же длине и в пять стоп глубиною. На всем его равностороннем пространстве то ли благодаря ухищрениям человека, то ли по воле природы лишь в его четырех углах водятся четыре породы рыб, причем все они держатся своего угла и никогда не заплывают в другой.

Существует еще одно озеро на землях валлийцев вблизи Сабрины, которое местные жители называют Линлигван. Сообщаясь с морем, оно, словно бездна, поглощает во время прилива морские воды, но никогда не переполняется до того, чтобы выйти из берегов. С началом отлива оно как бы горой изрыгает из себя поглощенные приливные воды, которыми заливает и покрывает свои берега. Между прочим, если обитатели всей этой области станут к нему лицом и на кого-нибудь из них попадут брызги волн, тому никогда или почти никогда не удается избегнуть поглощения озером; если же ты повернешься к нему спиною, не опасно и вымокнуть, стоя у самого берега.

Следующие главы