БИБЛИОТЕКА |
Т. Ливанова
Средние века
Новые явления в музыкальной культуре
средневековья
Глава из книги "История
западноевропейской музыки до 1789 года: Учебник"
в 2-х тт. Т. 1
М., Музыка, 1983 (с. 52-58)
С конца XI века,
в XII и особенно в XIII веках в музыкальной жизни и
музыкальном творчестве ряда западноевропейских
стран проступают - сначала менее заметно, затем
все более ощутимо - признаки нового движения. От
первоначальных средневековых форм музыкальной
культуры развитие художественных вкусов и
творческой мысли идет к иным, более
прогрессивным видам музицирования, к иным
принципам музыкального творчества. Это еще
отнюдь не значит, что произошел какой-либо
переворот в воззрениях на музыку в обществе или в
отношении к ее созданию. Наметился именно
процесс, который затем развернулся в пределах
средневековья, в исторических условиях зрелого
феодализма.
Трудно с точностью
проследить, насколько широким оказалось
значение его для Западной Европы в целом. Историк
улавливает как бы определенные точки, в которых
проявляются признаки нового движения; со
временем становятся ясны его центры, и лишь в
дальнейшем более или менее, проясняются масштабы
перемен и обновления, наступивших в итоге
длительного периода. Слишком разровненные были
тогда части Западной Европы, слишком трудны и
медленны сообщения между ними, слишком много
различий было в их культурном развитии,
по-разному шли процессы, подготовлявшие
объединение народов в нации и т. д. Поэтому новые
движения, зародившись в тех или иных культурных
районах или центрах, на первых порах могли
сохранять локальный характер или, во всяком
случае, иметь ограниченное действие! Могли же, в
итоге образовавшихся связей территориального,
хозяйственно-торгового, военного или даже
династического характера, и распространяться
дальше - из страны в страну.
В XII-XIII веках постепенно
возникали исторические предпосылки не только
для сложения новых творческих течений, но и для
известного распространения их (все-таки в
относительно ограниченных пределах) по Западной
Европе. Так, средневековые роман или повесть,
сложившиеся на французской почве в XII-XIII веках, не
остались только французскими явлениями. Наряду с
романом о Тристане и Изольде и повестью об
Окассене и Николетте в историю литературы вошли
"Парсифаль" и "Бедный Генрих". Новый,
готический стиль в архитектуре, представленный
классическими образцами во Франции (соборы в
Париже, Шартре, Реймсе), нашел свое выражение
также в немецких и чешских городах, в Англии и т.
д. Если возникающие художественные явления и не
становились повсеместными, то все же они были
вполне знаменательны для своего времени, что
свидетельствовало уже об отсутствии изоляции
между различными центрами средневековой
культуры и о наличии неких общих предпосылок для
их развития.
Первый расцвет светской
музыкально-поэтической лирики, наступивший в
Провансе с XII века, захватил затем и Северную
Францию, отозвался в Испании, нашел выражение
позднее в немецком миннезанге. При всем
своеобразии каждого из этих течении в них
проявилась и новая закономерность, характерная
для эпохи в ее широких масштабах. Точно так же
зарождение и развитие многоголосия в его
профессиональных формах - едва ли не важнейшая
тогда сторона музыкальной эволюции - происходило
при участии не одной лишь французской творческой
школы и тем более не одной лишь группы музыкантов
из собора Нотр-Дам, как бы ни были велики их
заслуги. Таким образом, даже в трудные для
искусства времена средневековья ростки нового
не только пробивались сквозь толщу эстетических
условностей и ограничений, но постепенно крепли,
множились, если не становились еще проявлением
новой общей закономерности (Италия, по-видимому,
до XIV века оставалась равнодушной к новым формам
многоголосия), то как бы предсказывали ее в
перспективе.
К сожалению, мы судим о
путях средневековой музыки до известной степени
выборочно. По состоянию источников невозможно
проследить конкретные связи, например, в
развитии многоголосия между его источниками на
Британских островах и его формами на континенте,
в частности, на ранних этапах. Невозможно точно
представить, как именно проявлялись черты
близости между народной музыкой средневековья
(которая не фиксировалась) - и искусством
трубадуров, труверов, миннезингеров. Еще менее
ясны связи раннего многоголосия с практикой
народных музыкантов, хотя теоретически
совершенно ясно, что вокальное многоголосие не
могло быть попросту "изобретено" на рубеже
первого и второго тысячелетий! В итоге вполне
точные, документально подтвержденные (в
литературных текстах и нотных записях) сведения
по истории музыкальной культуры средневековья
соединяются у исследователей с более или менее
убедительными предположениями, домыслами,
гипотезами, без которых невозможно обойтись в
освещении данного исторического процесса.
Между тем на огромном, в
подробностях плохо различимом историческом фоне
вырисовываются поистине грандиозные
художественные события: десятилетиями идет
строительство крупнейших сооружений романского
и готического стилей, создаются великие
памятники литературы, впервые в мире
последовательно развивается многоголосная
музыка и ее сложные формы, впервые выступают
значительные индивидуальности
поэтов-композиторов, оставляющих обширное
творческое наследие. Нельзя, однако, упускать из
виду своеобразное для эпохи соотношение этих
художественных вершин - и культурного уровня
всего общества в целом, всей массы людей,
наполняющих территорию Западной Европы. Как
известно, даже простая грамотность в те времена
была достоянием лишь очень узких кругов общества
- при всем возможном различии между странами,
государствами, городами, народами в их
исторических судьбах. Тем удивительней, тем
чудесней представляется подъем художественных
сил, которым несомненно отмечена эта эпоха. И тем
досаднее, что, угадывая по многим признакам
воздействие народного искусства на
высокопрофессиональные его формы, мы лишены
возможности на реальных примерах установить и
доказать существование коренных, почвенных
связей .между искусством узких по тому времени
избранных кругов - и художественным
мировосприятием широких народных масс.
Сколь значительно ни было
для развития средневековой культуры время,
которое порой обозначается за рубежом как
"Каролингский Ренессанс" (VIII-IX века), оно не
принесло с собой таких значительных сдвигов,
таких исторических следствий, какие принесли
столетия позднего средневековья, предшествующие
наступлению эпохи действительного Ренессанса. В
VIII-IX веках еще не сложились общественные
предпосылки, которые были необходимы для
интенсивного развития новых форм искусства и для
возникновения в принципе возможной общности
между различными его центрами, школами,
течениями. В XII-XIII веках эти предпосылки уже
создавались в связи с определенным этапом в
развитии феодализма - хотя и не вполне
равномерном в разных частях Западной Европы, но
все же проходившем в определенном направлении.
Понадобилась многовековая подготовка, чтобы
наступил наконец этот исторический этап.
"В то время как
неистовые битвы господствующего феодального
дворянства, - пишет Энгельс, - заполняли
средневековье своим шумом, незаметная работа
угнетенных классов подрывала феодальную систему
во всей Западной Европе, создавала условия, в
которых феодалу оставалось все меньше и меньше
места. Правда, в деревне благородные господа
хозяйничали еще вовсю, истязали крепостных,
роскошествовали за счет их пота, копытами своих
лошадей вытаптывали их посевы, насиловали их жен
и дочерей. Но кругом уже поднялись города: в
Италии, Южной Франции, на Рейне возродились из
пепла древнеримские муниципии; в других местах,
особенно внутри Германии, создавались новые
города; всегда обнесенные защитными стенами и
рвами, они представляли собой крепости гораздо
более мощные, чем дворянские замки, так как взять
их можно было только с помощью значительного
войска. За этими стенами и рвами развилось
средневековое ремесло, - правда, достаточно
пропитанное бюргерски-цеховым духом и
ограниченностью, - накоплялись первые капиталы,
возникла потребность в торговых сношениях
городов друг с другом и с остальным миром, а
вместе с потребностью в торговых сношениях
постепенно создавались также и средства для их
защиты".
Средневековые города со
временем стали важными центрами культуры. Были
основаны первые в Европе университеты (Болонья,
Париж). Расширялось городское строительство,
воздвигались, в частности, богатые соборы, а в них
с большой пышностью совершалось богослужение
при участии лучших хоровых певцов (их готовили в
особых школах-метризах при крупных церквах).
Характерная для средних веков церковная по духу
ученость (и музыкальная ученость, в частности)
уже более не была сосредоточена только в
монастырях. Новые формы, новый стиль церковной
музыки несомненно связаны с культурой
средневекового города. Если они и были отчасти
подготовлены предыдущей деятельностью ученых
музыкантов-монахов (таких, как Хукбальд из
Сен-Аманда и Гвидо из Ареццо), если ранние образцы
многоголосия исходят из монастырских школ
Франции, в частности из монастырей Шартра и
Лиможа, - то все же последовательное развитие
новых форм многоголосия начинается в Париже XII-XIII
веков.
Иной, также очень
существенный пласт средневековой музыкальной
культуры связан поначалу с деятельностью, кругом
интересов и своеобразной идеологией
европейского рыцарства. Крестовые походы на
Восток, огромные передвижения на далекие
расстояния, битвы, осады городов, междоусобицы,
смелые, рискованные авантюры, завоевание чужих
земель, соприкосновения с различными
народностями Востока, их обычаями, укладом жизни,
культурой, совершенно непривычные впечатления -
все это наложило свой отпечаток на новое
мировосприятие рыцарей-крестоносцев. Круг их
жизненных представлений очень раздвинулся,
много активнее стало само отношение к
действительности, как бы пробудились новые
эмоции, оживилась умственная деятельность. И
хотя крестовые походы принесли в итоге тяжелые
испытания, бесчисленные трудности, и; потери и
окончились трагически-бесплодно, хотя они
воспитали в рыцарстве жестокость, авантюризм,
неразборчивость в средствах, - все же их период
оказался немаловажным для дальнейшего развития
рыцарской культуры. Когда часть рыцарства смогла
наконец существовать в благоприятных мирных
условиях, действовавшее и ранее представление о
рыцарской чести (разумеется, социально
ограниченное) соединилось с культом прекрасной
дамы и рыцарского служения ей, с идеалом
куртуазной любви и связанными с ней нормами
поведения. Тогда и получило свое раннее развитие
музыкально-поэтическое искусство трубадуров,
давшее первые в Европе образцы письменно
зафиксированной светской вокальной лирики.
Продолжали свое
существование и другие пласты музыкальной
культуры средневековья, сопряженные с народным
бытом, с деятельностью бродячих музыкантов, с
наступающими переменами в их среде и образе
жизни.
При этом для всех
общественных кругов, движущих развитие
музыкального искусства своего времени,
становится, как видим, характерным движение
художественной мысли, устремление вперед - хотя
еще, быть может, и не слишком решительное, но все
же много более заметное, чем в предыдущие века с
их медленными темпами культурного развития.
Сведения о
бродячих народных музыкантах средневековья
становятся от IX к XIV веку все более обильными и
определенными. Эти жонглеры (от латинского
joculatores), менестрели, шпильманы - как их называли в
разное время и в разных краях - в течение долгого
времени были единственными представителями
светской музыкальной культуры своего времени и
тем самым выполняли немаловажную историческую
роль. В большой мере именно на основе их
музыкальной практики, их песенных традиций
складывались ранние формы, светской лирики XII - XIII
веков. Они же, эти странствующие музыканты, "'не
расставались с музыкальными инструментами,
тогда как церковь либо отвергала их участие, либо
принимала его с большим трудом. Известно, правда,
что уже в IX веке в некоторых монастырях
процветала игра на арфе и ряде духовых
инструментах. Однако как литературные документы,
так и памятники изобразительных искусств
побуждают думать, что инструментальная музыка
оставалась по преимуществу занятием жонглеров и
менестрелей, поющих, пляшущих, дающих
представления под звуки своих инструментов.
Помимо различных духовых (трубы, рога, свирели,
флейты Пана, волынка), со временем в музыкальный
быт вошли также арфа (от древних), крота
(кельтский инструмент), разновидности смычковых
инструментов, предки будущей скрипки - ребаб,
виела, фидель (возможно, с Востока).
По всей вероятности, эти
средневековые актеры, музыканты, танцоры,
акробаты (зачастую в одном лице), называемые
жонглерами или другими аналогичными именами,
имели свои культурно-исторические традиции,
уходящие к далеким временам. Они могли перенять -
через ряд поколений - наследие синкретического
искусства древнеримских актеров, потомки
которых, называемые гистрионами и мимами, еще
долго бродили, скитаясь по средневековой Европе.
Старейшие полулегендарные представители
кельтского (барды) и германского эпоса тоже могли
так или иначе передать свои традиции жонглерам,
которые хоть и не были способны сохранить им
верность, но все же нечто от них для себя усвоили.
Во всяком случае, к IX веку, когда прежние
упоминания о гистрионах и мимах уже сменяются
сообщениями о жонглерах, эти последние известны
частью и как исполнители эпоса: они поют, пляшут и
исполняют chansons de geste. Переходя с места на место,
жонглеры выступают на празднествах при дворах
(куда стекаются к определенным датам), у замков, в
деревнях и даже допускаются иногда в церковь
(известны случаи, когда церковные власти
вынуждены были запрещать танцы в храмах!). В
поэмах, романах и песнях средневековья не раз
упоминается об участии жонглеров в праздничном
веселье, в устройстве всякого рода зрелищ на
открытом воздухе. Известно также, что несмотря на
преследования со стороны церкви, жонглерам и
менестрелям удалось в XII-XIII веках добиться
возможности участвовать в духовных
представлениях.
До тех пор, пока эти
представления, устраиваемые по большим
праздникам в храмах или на кладбищах,
исполнялись только по-латыни, в спектаклях могли
участвовать ученики монастырских школ и молодые
клирики. Но к XIII веку латынь была заменена
местными народными языками - и тогда бродячие
музыканты, претендующие на исполнение
комических ролей и эпизодов в духовных
представлениях, сумели кое-как пробиться в число
актеров, а затем уж и завоевать успех своими
шутками у зрителей и слушателей. Так было,
например, в соборах Страсбурга, Руана, Реймса,
Камбрэ. Среди "историй", которые
представлялись по праздникам, были
рождественские и пасхальные "действа",
"Плачи Марии", "История о девах разумных и.
девах неразумных" и т. и. Почти повсюду на
представлениях, в угоду их посетителям,
вставлялись те или иные комические эпизоды,
связанные с участием злых сил или похождениями и
репликами слуг. Здесь и открывался простор для
актерских музыкальных способностей жонглеров с
их традиционным, шутовством. Одновременно
"бродячие люди" добились и иных, более
важных успехов, поскольку наиболее
предприимчивым среди них уже поручалось
устройство спектаклей во владетельных замках
Прованса, Бретани, Нормандии и даже при
французском, английском, сицилийском и
арагонском дворах. Руководили они и устройством
народных представлений на площадях Флоренции и
Венеции, на улицах Парижа. Таким образом
необходимые, и надо полагать, недостающие тогда -
"кадры" для музыкально-театральных действ
духовного и светского содержания отчасти
черпались из числа народных искусников.
В особой роли выступали
многие из менестрелей, когда они начали
сотрудничать с трубадурами, сопровождая своих
патронов-рыцарей повсюду, участвуя в исполнении
их песен, приобщаясь к новым формам искусства и,
возможно, со своей стороны так или иначе
воздействуя на их сложение и распространение.
В итоге сама среда
"бродячих людей", жонглеров, шпильманов,
менестрелей, испытывая со временем значительные
превращения, отнюдь не оставалась единой по
своему составу. Тому способствовал и прилив
новых сил - грамотных, но утративших устойчивое
положение в обществе, то есть по существу
деклассированных неудачников из мелкого
духовенства, странствующих школяров, беглых
монахов. Появившись в рядах бродячих актеров и
музыкантов в XI-XII веках во Франции (а затем и в
других странах), они получили названия вагантов и
голиардов. С ними в слои жонглерства пришли новые
жизненные представления и привычки, грамотность,
порой даже известная эрудиция. При дальнейшем
расслоении этой социальной среды часть
жонглеров, шпильманов, менестрелей все больше
профессионализировалась и уже склонна была
отделять себя от массы "бродячих
комедиантов", "плясунов и шутов", а затем
начала переходить от бродячего образа жизни к
оседлости в городах, где слилась с кругом местных
трубачей и дудошников.
С конца XIII века в
различных европейских центрах образуются
цеховые объединения шпильманов, жонглеров,
менестрелей - с целью защиты их прав, определения
места в обществе, сохранения профессиональных
традиций и передачи их ученикам. В 1288 году в Вене
было основано "Братство св. Николая",
объединившее музыкантов, в 1321 году "Братство
св. Жюльена" в Париже стало цеховой
организацией местных менестрелей. Впоследствии
и в Англии образовалась гильдия "королевских
менестрелей". Этим переходом к цеховому
укладу, по существу, и завершилась история
средневековой жонглерии. Но бродячие музыканты
далеко не полностью осели в своих братствах,
гильдиях, цехах. Их странствия продолжались в XIV,
XV, XVI веках, охватывая огромную территорию и
создавая в итоге новые - музыкально-бытовые связи
между далекими регионами.
Смотри далее: Т. Ливанова "Трубадуры, труверы, миннезингеры"