Музыкальная эстетика средневековья и Возрождения

© "Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и Возрождения" М.: "Музыка", 1966
© Составление текстов и общая вступительная статья В. П. Шестакова

СРЕДНИЕ ВЕКА
Теоретики музыки

Регино из Прюма
? - 915 годы

        Ученый монах Регино был аббатом в монастыре в Прюме на территории Германии (отсюда он получил имя - Prumensis). Ему принадлежит трактат "Об изучении гармонии", в котором большой удельный вес занимают пифагорейские представления. Регино из Прюма был одним из первых средневековых теоретиков, кто отказался от традиционного деления музыки на мировую, человеческую и инструментальную. В противоположность этому он делил музыку на естественную и искусственную, чем способствовал разрушению спекулятивной традиции, идущей от Боэция. В своем трактате Регино уделяет значительное внимание вопросу об эмоциональном значении музыки, трактуя его гораздо более широко, чем предшествующие ему писатели. По его мнению, музыка свойственна человеку по самой его природе, она доступна всем людям, независимо от пола и возраста. Трактат Регино оказал значительное влияние на дальнейшее развитие музыкальной эстетики средневековья.

Об изучении гармонии

        Поскольку до сих пор говорилось о естественной и искусственной музыке, у менее опытного музыканта может возникнуть вопрос: какое различие существует между естественной и искусственной музыкой? На это можно ответить так: хотя во всяком гармоническом учении одна и та же модуляция получает свое существование в звуках консонансов, одно - музыка естественная, другое - искусственная.
        Естественная музыка та, которая не производится никаким музыкальным инструментом, никаким касанием пальцев, ударом или прикосновением, но, навеянная божественным повелением, она модулирует сладостные мелодии с помощью природы: она производится или движением неба, или человеческим голосом, или, как добавляют некоторые, звуком или голосом неразумного создания.
        Пифагорейцы отмечают, что движению неба сопутствует музыка. Об этом они заключают на таком основании: каким образом может произойти, говорят они, чтобы столь быстро несущееся строение (machiпа) неба двигалось безмолвно и бесшумно? И если звук [этого движения] не достигает наших ушей, никоим образом, однако, не может произойти, чтобы столь стремительное движение было лишено звука, тем более когда пути светил находятся в такой связи и гармонии, что ничего нельзя помыслить до такой степени согласного и связанного. Одни из них движутся расположенные более высоко, другие - более низко, но все они вращаются в равной стремительности так, что несходных противоположностей в движении устанавливается соразмерность, откуда следует, что в движении неба присутствует модуляция. Созвучие, которое управляет всей модуляцией, не может существовать без звука. Звук же не возникает без какого-нибудь толчка или удара. В свою очередь толчок не существует, если ему не предшествует движение.
        Из движений одни являются более быстрыми, другие - более медленными: если движение будет медленным и непостоянным, оно производит низкие звуки, если же быстрым и частым, то с необходимостью возникнут звуки высокие. В неподвижной вещи никогда не возникает никакого звука. По этой причине музыканты определяют звук таким образом: звук - это удар воздуха, который, не разрушаясь, доходит до слуха. Как высокий (acumen), так и низкий (gravitas) звуки состоят из многих движений.
        К этому добавим одно: в [признании] этой небесной гармонии соглашались не только философы язычников, но и деятельные проповедники христианской веры [...].
        Музыка естественным образом свойственна всем людям любого возраста и пола. Ни для кого, кто понимает самого себя, в этом нет сомнений. Какой возраст или какой тол не наслаждается музыкальными мелодиями? Человеческой природе свойственно увеселять душу сладостными мелодиями и раздражаться от противоположных. Дети, юноши, а также старики естественным образом соединяются каким-то непроизвольным чувством с музыкальными модуляциями, так что вообще нет никакого возраста, который был бы лишен способности наслаждаться сладостной мелодией. И если есть такие, которые не могут искусно и приятно петь для других, они, хотя и неблагозвучно, поют что-то приятное для себя.
        Кроме этого, необходимо знать, что через музыку познаются нравы людей. Распущенная и сладострастная душа наслаждается более игривыми мелодиями или, часто слушая их, ослабляется и изнеживается. И, наконец, ум более суровый и смелый радуется более суровым мелодиям и возбуждается ими. Не может произойти так, чтобы нежное связывалось с суровым, суровое - с нежным и взаимно радовались друг другу, - напротив, любовь и наслаждение вызывают сходство нравов. Люди более грубые наслаждаются более суровыми мелодиями; те же, которые кротки и мирны, - более нежными.
        Одним словом, всеми видами нравов так управляет музыка, что и на войне о наступлении и об отступлении возвещает звук трубы, возбуждающий или, напротив, ослабляющий мужество души. Пение приносит и уносит сны, вызывает печаль и волнения и отвлекает от них, оно разжигает гнев, призывает к милосердию, врачует телесные недуги. Общеизвестно, сколь часто песня подавляла гневные мысли, сколь много совершила чудес при муках телесных и душевных. Цицерон сообщает [о таком факте]. Когда пьяные юноши, возбужденные пением флейт, разбили дверь дома целомудренной женщины, чтобы нарушить ее целомудрие, Пифагор, узнав об этом, понял, что души юношей побудил к пороку звук фригийского лада. Он в это время изучал движение звезд; прибежав тотчас же, он убедил флейтиста переменить мелодию на спондеический размер. И когда флейтист сделал это, то медлительностью мелодий и суровостью исполняемого он тотчас же унял безумную дерзость юношей.
        Но то, что мы узнаем из книг язычников, мы можем подтвердить и из наших. Когда царя Саула преследовал нечистый дух, Давид хватал псалтерион и сладостными и приятными мелодиями укрощал необузданность его души. А что сказать о пророке Елисее? Спрошенный однажды царем, он понял, что в тот момент в нем не было духа пророчества, приказал привести к нему играющего на псалтерионе, и, когда тот перед ним заиграл, внезапно снизошел на Елисея дух, и он пророчествовал.
        Как вполне ясно то, что на войне души сражающихся воспламеняются пением труб, так нет никакого сомнения и в том, что более спокойная и более приятная мелодия песен может умерить душевное смятение. Из всего этого явствует отчетливо и без сомнения, что музыка естественным образом связана с нами, что действует на нас независимо от того, хотим мы этого или нет. Поэтому должно быть возвышено стремление мысли постигнуть наукой то, что естественным образом нам привито.
        Теперь остается посмотреть на третий вид естественной музыки, который, как мы упоминали выше, существует в неразумном создании. Об этом мнение философов таково. Не удивительно, говорят они, что музыка до такой степени господствует среди людей, если даже птицы - соловьи, лебеди и другие, им подобные, - упражняются в пении, словно в какой-то науке музыкального искусства, откуда Вергилий говорит о лебедях, что они посредством шеи рождают мелодии и т. д. Некоторые наземные и водоплавающие птицы, возбужденные пением, добровольно сбегаются в сети. Охотник может отметить также и то, что стадам приказывает пастись, передвигаться и отдыхать пастушеская свирель. Говорят, что и в море живет сладостное пение сирен. Музыка по праву овладевает всем, что живет, ведь и мировая душа, которая одушевляет все существующее, свое происхождение получает из музыки, как это представляется Платону и его последователям. Здесь мы слегка коснулись естественной музыки.
        Остается коротко сказать о музыке искусственной. Искусственной называется та музыка, которая изобретена искусством и человеческим умом и которая осуществляется посредством каких-либо инструментов [...].
        Всякому желающему овладеть этим искусством нужно знать, что, хотя естественная музыка намного превосходит искусственную, однако силу естественной музыки нельзя узнать иначе, как через искусственную.
        Среди прочего надо знать, что не тот называется музыкантом, кто производит музыку только руками, но, истинно, тот, кто умеет рассуждать о музыке естественным образом и убедительными доводами объяснять свои чувства. Ибо всякое искусство и всякая наука естественно в большем почете имеют разум, чем ремесло, которое выполняется рукой и трудом мастера. Гораздо лучше знать, чтобы каждый мог сделать это, чем сделать то, что он узнает от другого. Ибо телесное ремесло словно раб в услужении, разум же словно господин-повелитель. Настолько славнее знание музыки, познанной разумом, насколько мысль превосходит тело. Ведь разум не нуждается в действии, труды же рук, если они не руководятся разумом, ничего не значат. К этому можно добавить следующее: телесные мастера [т. е. музыканты-исполнители] получают свои названия не от разновидности музыкальной науки, а скорее от своих инструментов. Так кифарист называется от кифары, исполнитель на лире - от лиры, флейтист - от флейты и прочие мастера именуются от названий своих инструментов. Музыкант же получает имя не от какого-нибудь инструмента, а от самой музыки. Музыкант тот, кто с помощью разума получает знание о звучании не через рабство действия, а властью созерцания. Таким образом, всякий, кто в совершенстве не знает смысла и значения гармонического учения, напрасно присваивает себе имя певца, даже если и умеет превосходно петь. Ибо не тот, кто читает текст, а тот, кто объясняет прочитанное, называется учителем. И хотя мальчики поют слова псалмов на память, они, однако, далеки от знания их, так как не умеют проникнуть в их тайный смысл. Поэтому, подобно тому как ученым мужам недостаточно смотреть на цвета и формы, воспринимая их только глазами, без исследования их свойств, так недостаточно услаждать душу музыкальными кантиленами, не изучив, какой пропорцией звуков и голосов связаны они между собой.
        Пытаясь изложить учение о ладах, мы надолго зашли в обширный и глубокий лес музыкальной теории, которая окружена столь большой темнотой, что не поддается человеческому познанию. Очень мало таких, кто как-то понимает природу и силу музыки, но те, что понимают, не могут показать деятельностью рук. И, обратно, очень много таких, руки которых музыкой занимаются или которые поют, но вовсе не понимают ее природы и силы. Если спросить кифареда, или играющего на лире, или другого инструменталиста, чтобы он дал какие-либо сведения, показал бы консонансы, рассказал, в каком отношении находится один звук к другому, он ни на что не ответит, а скажет: я делаю так, как меня учитель научил.
        Итак, надо знать, что не тот музыкант, кто в музыке упражняется только руками, а тот, кто может естественно судить о ней.
Reginonis, De harmonica instituzione, MPL, t. 132, p. 491.

Перевод Н. Ревякиной

вернуться к оглавлению