Музыкальная эстетика средневековья и Возрождения

© "Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и Возрождения" М.: "Музыка", 1966
© Составление текстов и общая вступительная статья В. П. Шестакова

СРЕДНИЕ ВЕКА
Высказывания философов о музыке

Фома Аквинский
1225-1274 годы

        Виднейший средневековый философ-схоласт. В своих философских сочинениях пытался соединить идеи средневековой философии (в частности, Августина) с философией Аристотеля.
        Отдельные высказывания Фомы о музыке разбросаны в его различных сочинениях. Для Фомы характерна тенденция к возрождению античных представлений о музыкальной устроенности космоса: он говорит о гармонии сфер. При этом у него сохраняются традиционные средневековые представления о музыке как теоретической дисциплине, подчиненной и низшей по отношению к математике. В многочисленных высказываниях о сущности гармонии чувствуется сильное влияние эстетики Августина с ее учением о "единстве и пропорциональности". Гармония наряду с совершенством и ясностью рассматривается Фомой в качестве одного из главных условий красоты.
        Заслуживает интереса и попытка Фомы ответить на вопрос о том, нужно ли включать пение в богослужение. Как обычно, Фома начинает с изложения доводов против той точки зрения, которой сам придерживается, а затем в положительной части он опровергает эти доводы, допуская музыку как средство для "усиления благочестивого чувства".

1. Представляется, что напевы не следует включать в богослужение, ибо апостол говорит: "Уча и наставляя друг друга в псалмах, и гимнах, и напевах духовных" (послание Павла к колоссянам, 3, 16). Следовательно, представляется, что не должно в богослужении пользоваться напевами плотскими, но только духовными.
2. Далее. Иероним в толковании на послание к эфесянам говорит: "Пусть это послушают молодые люди, пусть послушают те, на кого возложена обязанность петь в церкви: бога должно воспевать не голосом, но сердцем! Непристойно наподобие трагических певцов смазывать особым средством гортань и горло, чтобы в церкви слышались театральные мелодии и напевы".
3. Далее. Славить бога следует равно малым и старейшим. Но старейшим в церкви петь не приличествует. Следовательно, представляется, что напевы не должно принимать в богослужение.
4. В "Ветхом завете" бога воспевают посредством музыкальных инструментов и посредством человеческого голоса, как свидетельствует псалом XXXII, ст. 2: "Исповедуйте господа на кифаре, на псалтерионе десятиструнном славьте его; воспойте ему песнь нову".
        Однако музыкальные инструменты, как-то кифары и псалтерионы, церковь не приняла в богослужение, дабы не казалось, что она подражает иудеям. Следовательно, представляется, что и напевы не должно принимать в богослужение.
5. Далее. Славословие, творимое в уме, важнее, нежели славословие уст. Однако славословие, творимое в уме, терпит помехи по причине пения как потому, что усердие поющих отвлекает их от размышления над тем, что они поют, так и потому, что напеваемые слова труднее разобрать слушающим, нежели просто произносимые.
        Заключение. Представляется, что принятие напевов в богослужении ради возбуждения благочестивого чувства у нетвердых в вере было благотворным установлением.
        Славословие вслух необходимо для того, чтобы человеческое чувство обращалось к богу. Далее, очевидно, что под действием различных музыкальных мелодий человеческие души соответственно приходят, в различные состояния, как это установлено философом [т. е. Аристотелем, "Политика", VIII, 5-7] и Боэцием ["Музыка", глава I].
1. На первый довод должно возразить, что духовным позволительно назвать не только напев, который воспевается в уме, но и такой, который воспевается внешним образом и при помощи уст, коль скоро через такие напевы усиливается духовное рвение к богу.
2. На второй довод должно возразить, что Иероним порицает не пение вообще, но обличает тех, кто в церкви поет на театральный лад не ради усиления благочестивого чувства, но дабы показать себя и понравиться.
3. На третий довод должно возразить, что, действительно, благороднее обращать людей к благочестию посредством поучения и проповеди, нежели посредством пения. И поэтому диаконы и прелаты, коль скоро они имеют возможность обращать к богу людские сердца посредством проповеди и поучения, не должны предаваться песнопениям, дабы они не были исключены из числа "старейших".
4. На четвертый довод должно возразить, что, по словам философа ("Политика", VIII, 6), "не следует вводить в обучение ни флейт, ни другого искусственного музыкального инструмента, как-то кифару или еще что-либо подобное". В самом деле, музыкальные инструменты подобного рода больше возбуждают душу к наслаждению, нежели упорядочивают ее. В "Ветхом завете" идет речь о пользовании такими инструментами как потому, что тогда народ был более грубым и плотским и на него приходилось воздействовать игрой подобных инструментов, так и по той причине, что эти вещественные инструменты имеют некоторый иносказательный смысл.
5. На пятый довод должно возразить, что если кто с увлечением предается пению, подчиненному приятности, то дух действительно отвлекается от размышления над тем, что поется. Однако, если кто поет из благочестия, он более прилежно, чем при чтении, размышляет над словами, и происходит это как потому, что он дольше задерживается на одних и тех же словах, так и по той причине, что, как говорит Августин ("Исповедь", X, 33), "все движения нашего духа, соответственно своему различию, имеют отвечающие им интонации в голосе и пении и по таинственному сродству вызываются последними". Так же обстоит дело и со слушающими песнопение: даже если они не понимают, что поется, они, во всяком случае, понимают, чего ради поется песнопение, т. е. во славу божью; а этого достаточно для возбуждения благочестивого чувства.
Приводится по изданию: S. Thomas Aquinas, Summa theologica, Secunda secundae, q. 91, art. 2, 1901.

Фрагменты
[Отголоски античной музыкальной космологии]

        Мироздание не может быть совершеннее: если бы какой-нибудь один предмет стал бы совершеннее, нарушилось бы соотношение целого, подобно тому как нарушается мелодия, если одну струну кифары натянуть сверх должного ("Summa theologica", I pars, q. 25, art 2).
        Из движения звезд возникает некоторая гармония, т. е. согласованное звучание ("Expos. in IV libros Aristotelis de caelo et mundo").

[Математическая основа музыки]

        Подобно тому как перспектива зиждется на начальных положениях, устанавливаемых при помощи геометрии, так и музыка основывает себя на законах арифметики ("Summa theol.", pars, q. 1, art 2).
        Подчиненной дисциплине свойственно занимать познания у более высокой, как это имеет место с музыкантом, занимающим познания у математика ["арифметика"] ( "Summa theo1.", q. I, art. 5, ad 2).

Перевод С. Аверинцева

[О природе гармонии]

        Мы называем человека прекрасным вследствие правильной пропорции членов в их величине и расположении, а также вследствие того, что имеет яркий и блестящий цвет. Соответственно этому и в других случаях следует принять, что прекрасным называется все то, что имеет свойственную своему роду ясность, либо духовную, либо телесную, и, во-вторых, что является устроенным в должной пропорции ("In Divin. Norn.". 362).
        Как можно понять из слов Дионисия, понятие красоты складывается как из ясности, так и ив должной пропорции. Именно: он [Дионисий] говорит, что бог называется прекрасным, поскольку во всех вещах является причиной гармонии и ясности ("Summa theol.", IIa, IIae, quaest. 145, art 2).
        Прекрасное требует наличия трех условий: первое есть цельность или совершенство вещи, ибо то, что имеет изъян, является уже через это самое безобразным. Второе есть должная пропорция или согласованность. И третье - ясность; вследствие этого обо всем, что имеет блестящий цвет, говорят, что оно прекрасно ("Summa theol.", I quaest. 39 а. 8).
        К сущности прекрасного относится то, что его созерцание или познание удовлетворяет желание. Поэтому также чувства, наиболее действенные в познании и будучи на службе разума, именно зрение и слух, имеют особую связь с прекрасным; говорим также о прекрасных видах и прекрасных голосах. Когда же вместо этого речь идет о других чувствах, то не пользуемся словом "прекрасное", не говорим поэтому о прекрасных вкусах и запахах. Отсюда вывод, что прекрасное добавляет к добру некую соотносительность с познавательной способностью, и поэтому благом следует называть то, что просто удовлетворяет желание. Прекрасным же называется то, что доставляет радость самим своим восприятием ("Summa theol.", I а, II ае, q. 27, art. 1, ag. 3).
        Лев радуется, когда видит или слышит оленя, который станет его жертвой. Человек радуется совсем в другом смысле и не только ради пищи, но также и по причине согласованности чувственных впечатлений. Поскольку же чувственные впечатления, вытекающие из других чувств, приятны в силу своей согласованности, например, когда человек восхищается хорошо гармонирующими звуками, такое удовольствие не имеет отношения к поддержанию жизни ("Summa theol.", II а, II ае, quaest. 141, art 4, ag. 3).
        Известно, что гармония в собственном смысле слова есть согласованность звуков; но они * (* Имеются в виду Демокрит и Эмпедокл. - Прим. ред.) перенесли это название на любую правильную пропорцию, возникающую в вещах, составленных из разных частей или соединенных из противоположных. Согласно этому, следовательно, гармония может означать две вещи: либо само составление или соединение, либо пропорцию этого составления или соединения ("De an". I, lect. 9 n 135).

Перевод К. Долгова

вернуться к оглавлению