или менее рационального «деления» посредством какой-либо комбинации интервалов. Гаммы эллинистических, византийских, арабских, индийских теоретиков, - совершенно очевидно, что они влияли друг на друга, - передают такие интервалы в самых разных сочетаниях, относительно которых сегодня уже невозможно установить, применялись ли они когда-либо в музыкальной практике. В пользу последнего говорят лишь указания на «этос» того или иного деления, - такие указания в ориентальной и в оказавшейся под ее влиянием византийской теории встречаются еще чаще, чем в эллинистической и в более типичном виде; это позволяет нам предположить, что, по крайней мере, в тех кругах, на какие опиралась тогдашняя музыка как искусство, могли наслаждаться эффектами этих порой в высшей степени изощренных гамм. Неизвестно только, насколько широко все это было распространено. Если и стояла за всем этим реальность практики, то, по крайней мере, отчасти - но именно только отчасти - речь идет о чем-то подобном созданию пантеона самых разнообразных строев, по своему происхождению инструментальных и первоначально локальных, затем при случае о переносе строя одних инструментов на другие, например, натуральных звуков духовых на струнные. И те, и другие становились при этом объектами систематической рационализации. Локальная по происхождению дифференциация мелодических гамм отчетливо выступает в названиях греческих гамм - дорийская, фригийская и т. д., что точно так же происходит и с индийскими гаммами и с арабским делением кварты. Известные феномены музыки греческой и арабской являют развитие дистанционных систем различного инструментального происхождения, что первоначально было вызвано, вероятно, таким заимствованием и переносом интервалов.
В греческой музыкальной системе классической эпохи кварта, наряду с пифагорейским дистанционным диатоническим делением ее, делилась еще, во-первых, на малую терцию и два полутона (хроматически) и, во-вторых, на большую терцию и две четверти тона (энгармонически), - в обоих случаях целый тон исключался. Совершенно невероятно, чтобы в этих случаях речь шла о вмещении реальных терций, после чего в качестве остатка появлялись бы еще два малых хода, - хотя именно эти два звуковых рода послужили поводом для того, чтобы Архит впервые гармонически правильно вычислил большую терцию, а Эратосфен - малую терцию. Наоборот, представляется, что во всем этом искали как раз «пикнон» - хроматику и энгармонику - в качестве средств мелодической выразительности. Частично сохранившийся стасим Еврипидова «Ореста», видимо, содержащий энгармонические «пикна», относится с его дохмиями к страстно возбужденным строфам
482
драмы, и как насмешливые замечания Платона в «Государстве»,
так и, напротив, высказывания Плутарха и совсем уж поздние
свидетельства византийского времени показывают, что в случае энгармоники перед нами мелодическая утонченность. При традиционном, ненарушимом и священном делении октавы на семь ступеней для теории особо оставался тогда лишь один увеличенный ход в пределах кварты. В музыкальную практику хроматическая, а затем и энгармоническая гаммы попали, по всей вероятности, благодаря авлосу, иррациональные отклонения которого от рациональных интервалов перечисляет еще Аристоксен. Такое предположение соответствует традиции и в дальнейшем еще только подтверждается найденным в Боснии похожим на авлос инструментом с настройкой по «хроматической» гамме греков, что будто бы соответствует строю и инструментов на Балеарских островах. При игре на авлосе образование хроматических тонов, равно как и исправление иррациональных интервалов, происходило путем зажимания части отверстий, - как и во всех древних музыкальных культурах, знавших флейту, - так что это же подсказывало и извлечение любых глиссандирующих звуков, и промежуточных и дробных интервалов. Перенимая подобные интервалы на кифаре, старались рационализировать их, и так возник спор о природе четвертитоновых и третьетоновых интервалов - спор, который все шире разворачивался у позднейших теоретиков. Как бы то ни было, речь в любом случае идет не о первобытной интервальной системе, а, напротив, об интервальной системе греческой музыки как искусства. Если судить по папирусным находкам, таковая оставалась чуждой этолийцам и иным бескультурным племенам; традиция также придерживалась более позднего происхождения
хроматики по сравнению с диатоникой, энгармоника же с ее четвертитонами считалась наиболее поздним явлением, принадлежащим уже классической и послеклассической эпохе: два старших поэта-трагика ее еще отвергали, а во времена
Плутарха, к великому огорчению этого последнего, она уже
пребывала в упадке. Как -хроматический, так и энгармонический звукоряды «тонально» не имеют, естественно, ничего общего с нашим понятием «хроматики», обусловленным гармонически. И это несмотря на то, что возникновение хроматических альтераций и их узаконение гармонией исторически восходит на Западе к тем же самым потребностям, что и греческие «пикна», - к потребностям поначалу мелодического, смягчения жестко звучащей чистой диатоники церковных ладов, затем - в XVI столетии, узаконившем большую часть наших хроматических тонов, - к потребности в драматическом представлении страстности. Одни и те же потребности выразительности повели в одном случае к разложению тональности, в другом (хотя теория в
483
эпоху Ренессанса склонна была смотреть на хроматику как на восстановление античных музыкальных родов и, соответственно, стремилась к этому) - к созданию современной тональности все в полной зависимости от структуры той музыки, в какую помещались подобные звуковые построения. Новые хроматические расщепленные тоны образовывались в эпоху Ренессанса гармонически, будучи детерминированы терцией
и квинтой. Напротив того, греческие альтерации суть порождения чисто дистанционного тонообразования, проистекающего из исключительной заботы об интересах мелодии. Однако во всяком случае греческие четвертитоновые интервалы - это интервалы, принадлежавшие реальной музыке - в поздне-античный период (согласно замечаниям Вриенния относительно «Analysis organica»), очевидно струнным, такие интервалы все еще продолжают оставаться достоянием ориентальной музыки - пусть даже в сущности (или и с самого начала) только в качестве «глиссандирующих звуков».
Наряду с греческими четвертитонами, которые так усердно обсуждались в истории музыки, начиная с работ Виллото и Кизеветтера, в высшей степени двусмысленную роль играли прежде всего арабские «трети тона» которых приходится по 17 на октаву Если следовать новейшим анализам арабской музыкальной теории в работах Колланжетта, то возникновение их следует представлять себе в основном так до Х столетия, согласно предположениям Колланжетта, гамма состояла из 9 (а со включением верхней октавы – из 10) тонов, например с, d, es, e, f, g, as, a, b, с1 , которые надо разуметь как две соединенные в f кварты, наряду с чем существовал и диазевктический ход (Ь-с) Такое разделение октавы с чисто пифагорейским строем, несомненно, восходит к греческому влиянию, только что кварта, помимо деления ее посредством тона и дитона снизу вверх, делилась еще и тоном в направлении сверху вниз. Можно предполагать, что древнеарабские инструменты, происходившие от волынки, известной вообще всем кочевым племенам, так никогда до конца и не приспособились к этой гамме ибо в позднейшие времена все стремление было направлено на то, чтобы помимо пифагорейской терции получить в свое распоряжение еще и иную терцию, а с другой стороны, рационализм реформаторов музыки, опиравшихся на математическую теорию, был постоянно и в самых различных формах направлен на то, чтобы выровнять те не схождения какие проистекали от несимметричного деления октавы. О произведенном реформаторами нам еще предстоит говорить Сейчас же скажем коротко лишь о первом. Носительницей развития гаммы – развития как экстенсивного так и интенсивного - была лютня (само это слово - арабское), игравшая в средние века решающую роль
484 ..далее